Олег Куваев - Территория (сборник)

- Долго твоего кадра искать придется? - спросил Бардыкин. Уши уже притерпелись к самолетному гулу и можно было говорить нормально.

- Нет, - сказал Баклаков. - Он опытный кадр. Должен ждать.

- Тень! Ек-коморок, - сказал Бардыкин. - Гладко. На этом мысу проклятом никогда не угадаешь, есть ветер, нет ветра. Полированный этот мыс. Хоть флаг бы поставили, тунеядцы, рубаху бы на шест привязали.

Было видно, как от домов и яранг бегут люди, видно, к тому месту, где обычно садилась здесь «Аннушка».

Бардыкин заложил лихой вираж, опустил подкрылки и резко пошел на посадку. Лыжи коснулись снега, самолет запрыгал, в кабине резко потемнело, и Баклаков врезался лбом в приборную доску. Рука Бардыкина с силой отшвырнула его назад. И все стало тихо.

У Баклакова по лицу текла кровь. В фюзеляже грохотала, откатываясь назад, бочка с бензином, взятая на непредвиденный случай.

- Тень, ек-коморок, - печально сказал Бардыкин. - Соображаешь, язви его в посадку? Глянь! Сергей увидел покореженный винт.

- Такие дела, - сказал Боря Бардыкин. - Кукуем.

- Все-таки пешком надежнее, Боря, - зажав ладонью лоб, сказал Баклаков.

- Лоб целый и вообще.

- За лоб ты сейчас спасибо скажешь. Тут медсестра… - и Бардыкин прищурил глаза, вздохнул. - На! Прижми, пока все не вытекло, ек-коморок, - он протянул Баклакову платок.

Самолет окружили детишки в кухлянках, торбасах, потом подошли взрослые. Бардыкин тут был своим.

- Иди, отбей эрдэ! - крикнул Бардыкин второму, который осматривал винт.

- Наша с земли не возьмет. Или лучше я сам, а то сообщишь трагедию, ек-коморок.

Бардыкин в окружении толпы ушел. Второй пилот вернулся в самолет готовить его к ночевке. Голова у Баклакова все кружилась, теплая кровь стекала за воротник. Он почувствовал тошноту. Кто-то потянул его за рукав. Он скосил глаза и заметил крохотного темноглазого пацана в росомашьей шапке.

- Что тебе? - спросил Баклаков.

- На медпункт. Приказано, - почему-то шепотом сказал пацан и опять потянул его за рукав.

Баклаков покорно пошел за ним и увидел квадратную фигуру спешившего навстречу Куценко.

- Все сделал. Сегодня утром вернулись, - тонко крикнул еще издали Куценко. - Уже лег спать, думал, не прилетите.

- Прилетели, как видишь, - сказал Баклаков. - Прилетели и сели.

- Ай те жалость какая произошла. Разреши? - Куценко отнял платок от лба Баклакова.

- Глаз целый, кость торчит, распороло сильно. Лучше снег прикладывай. Кровь всосет и охладит. - Куценко валенком вытоптал кусок снега, протянул Баклакову. Пацан опять потянул его за рукав - видно желал во что бы то ни стало выполнить приказ Бардыкина.

- Иди, Алексеич, на рацию. Сообщи, что застрял. Мутит меня что-то, - сказал Баклаков и пошел на медпункт. Пацан отпустил рукав и бежал впереди, поминутно оглядываясь. Он был очень смешон - в пальтишке, торбасах и большой росомашьей шапке.

Баклаков лежал в крохотной, выкрашенной белой масляной краской комнатушке фельдшерского пункта мыса Баннерса. Фельдшерица, покорившая сердце Бори Бардыкина, оказалась толстенькой хохотушкой. Она относилась к Баклакову, как, допустим, относилась бы к бессловесному теленку, повредившему ногу. Два раза в день меняла повязку, кормила антибиотиками и исчезала в приемную, откуда слышался журчащий басок Бардыкина.

Баклаков чувствовал себя лучше. Но аэродром Поселка был закрыт, значит, туда не могла прилететь вторая «Аннушка» и, следовательно, не могла доставить винт и механиков для ремонта на мысе Баннерса.

- Отдыхай, ек-коморок, - просовывал голову в дверь Бардыкин. Вид у него был довольный. От него легонько попахивало вином. Неунывающий человек!

- Отдыхаю, - говорил Баклаков и закрывал глаза. Было хорошо. На тумбочке стоял литровый термос с чаем, который два раза в день доставлял ему Куценко. В одиннадцать вечера поселковая электростанция переставала работать, и он зажигал свечку. Тихо потрескивал фитиль, снаружи мягко стукала об окно обитая оленьим мехом ставня, ездовые собаки поднимали разноголосый вой. В собачьем хоре слышалась усталость зимы, бесконечной езды в торосы за нерпой, вдоль побережья по разбросанным там капканам. Собаки стихали, и лишь одна продолжала жаловаться на луну, зимний холод, собачью жизнь. «У-а, у-а!» - говорила собака. Жалоба переходила в тихий визг, и все окончательно затихало.

Жора решил забросить на самолете АН-2 Салахова и вынырнувшего из безвестности Ваську Феникса с заданием: выбрать хорошее место для лагеря шурфовщиков, поставить две капитальные палатки. Вторым рейсом он хотел отправить взрывчатку и продовольствие. Третьим рейсом - шурфовщиков, руководить которыми предстояло Салахову. Сам же Жора с главным грузом и остальными рабочими должен был выйти на тракторе.

Когда погрузили брезент, деревянные рейки, спальные мешки и гвозди, Жоре Апрятину показалось, что места в самолете еще много. Взрывчатка находилась рядом с аэродромом на временном складе.

- Таскай, так-перетак, - скомандовал Жора, и они втроем быстро перетащили триста килограммов взрывчатки и ящик с детонаторами. Перевозить взрывчатку и детонаторы в одном транспорте категорически запрещалось. Об этом Салахов и сказал Жоре.

- Опасаешься раньше времени к богу попасть? - Жора сплюнул и поправил на поясе пистолет. - Давай я вместо тебя полечу. Так и эдак. Трусишь?

Салахов ничего не сказал, только засунул детонаторы под брезент, чтобы их не заметил кто-либо из экипажа. Пришел бортмеханик. Перелезая через желтые бумажные мешки с аммоналом, сказал Апрятину:

- Ты новенький, что ли, начальник? Самолет с ишаком путаешь? Это на ишака можно грузить все, что есть.

Пока бортмеханик «гонял газ», Жора отошел от самолета и тут увидел Ваську Феникса с рюкзачищем.

- Что это?

- Жратва, - вытирая лоб шапкой, сказал Феникс. - В тундре всякое может быть. Прошлый год я этого самолета ждал, пока…

- К черту! - приказал Жора Апрятин. Он очень боялся, что экипаж начнет сам перекладывать груз и обнаружит детонаторы рядом с взрывчаткой. - Ты не жрать летишь, а палатки ставить.

Феникс послушно скинул рюкзак, но все-таки, опасливо косясь на Жору, сунул в карман полушубка три банки сгущенки и пачку галет. Салахов в это время сидел на ящике с детонаторами. Он отвечал за незаконную перевозку взрывматериалов по уголовной статье.

…Самолет благополучно ушел, но второй рейс в этот день сделать не смог - кончилось световое время. Предчувствие беды охватило Жору Апрятина.

Из двух бывших на аэродроме самолетов АН-2 остался один, второй ушел «на форму» - смену двигателя, у которого кончился ресурс работы. Единственную оставшуюся «Аннушку» на второй день с утра забрали санитарным рейсом - где-то южнее мыса Баннерса в скалистой горной долине лежал пастух о переломанными ребрами - попал в пургу под обрыв. Самолет вернулся лишь поздним вечером - вначале искал стадо, потом ждал, когда пастуха вывезут в пригодное для посадки место. На третий день мертво задула пурга, и Жоре оставалось лишь ждать.