Олег Куваев - Территория (сборник)

Андрей шел по поселку и очень хотел остаться один. Тут-то с небес и раздался крик: «Андрей». Он поднял голову и увидел, что стоит перед урсом, а с небесной башни окликает его Шакунов.

- Зайди. Дело есть.

- …Нет дел, - сказал уже в мансарде Андрей. - Не работаю я в газете.

Шакунов прочел характеристику: «Вдумчивый, честный… принципиальный. Отличное журналистское перо…»

Статья в трудовой - «по собственному желанию».

- Ух, - Шакунов с уважением вернул характеристику. - Прямиком в АПН и сразу в загранкомандировку.

- Бросьте, - устало отмахнулся Андрей. - Вы же все знаете…

- Мало ли что я знаю. Дай-ка лучше твою книжку и бумажечку.

Запер Шакунов в сейф и трудовую книжку, и характеристику, а Андрей, «вдумчивый, принципиальный, блестящее перо», стал штатным рыбаком урса.

Мишкин дом он нашел на краю поселка, в конце улицы Обручева.

- Смотри ты, даже звонок! - сказал он Валету. - Тут лапой дверь не откроешь, тут интеллектуальный минимум не поможет - технический требуется. Вот, учись! - он нажал кнопку. За дверью взвыл звонок. Валет ощерился и отскочил к лестничной клетке.

Дверь распахнулась.

- О! - сказал Мишка. - Ух ты!

- Валя, - сказал Андрей, - заходи.

- И Валет здесь! - Мишка ухватил его за уши, втащил в прихожую, потом оставил пса и показал на вешалку:

- Давай раздевайся.

- А ванна?

- Что ванна?

- Я думал, ты из нее не вылезаешь.

- Ха! Там только вечером горячая вода, сам знаешь, как у нас с водой. Ну, проходи. Вот как я теперь выгляжу.

Он распахнул дверь направо: там была большая комната с большим окном без стола и стульев. У стены собранная раскладушка, в углу налево свернутый матрас, и по всей комнате книги и газеты.

- Во! - сказал Андрей. - Смотри, Валя, - литературное стойло литсотрудника районной газеты. Здесь и ты будешь спать. Пошли дальше.

Налево по коридору были ванная и кухня, а дальше, направо, еще одна комната, поменьше. Там у железной односпальной кровати стояла табуретка, и на ней машинка «Москва» с заложенным в нее листом, и по всей кровати валялись исписанные листы. На столе в углу, схоронив под собой электрическую плитку, громоздилась десятилитровая кастрюля. Груда рукописей лежала на чемодане, между окном и кроватью.

В комнате было два стула.

На широком подоконнике телефон.

- Ни дня без строчки, - сказал Андрей. - А где фанера? Сколько я тебя буду учить - журналист не имеет права на вымысел, а уж про обман и говорить нечего. Ты не отрок, но муж, ибо журналист даже районной газеты успевает прожить две жизни там, где остальные еле-еле протягивают одну. Журналист - это солдат на фронте жизни. Так где фанера, солдат?

Они с минуту смотрели друг другу в глаза. Мишка не выдержал первым, и они громко расхохотались. Андрей смеялся и чувствовал, как постепенно рассасывается напряжение, завод на мгновенность ответного действия, что всегда сопровождает одинокого человека в тайге.

- Достал я тебе фанеру, - сказал Мишка. - Даже два листа. Так что не сердись. Вывезти не смогли. У тебя там близко нет геологов, а сейчас все вертолеты на их вывозке. Сезон-то кончился.

- Тогда спасибо, - Андрей развязал рюкзак. - Только теперь не надо.

Он выложил на стол рыбу и жареную оленью грудинку. Мишка любил грудинку. Из кармана рюкзака Андрей выставил на стол бутылку спирта.

- Мне материал надо срочно доделать, - сказал Мишка. - Там чепуха осталась, две страницы. - Он достал стопки, налил и разрезал рыбу. - Ну, будь здоров.

Они выпили и по очереди отхлебнули воды из ковшика. Мишка ухватился за рыбу.

- А колбасы нет? - спросил Андрей.

- Навалом, - Мишка ушел и принес длинное полено вареной оленьей колбасы. - Как может надоесть такая рыба?

- Надоела, - сказал Андрей.

Зазвонил телефон. Все поселковые телефоны кричали, словно проигрыватели.

- Сергеев! - услышал Андрей голос Грачина. - Где материал?

- Делаю, - сказал Мишка. - Срок до трех. Сейчас двенадцать.

- Ладно, знаю. Считай звонок проверкой исполнения. И не очень там…

- Что не очень?

- Мрачно на жизнь смотришь, Сергеев. Очерняешь. Учти, что руководству обстановка известна. Там же комиссия перед тобой побывала.

- Отчет комиссии у меня, - Вот, вот. Руководствуйся.

- Директор перед комиссией дырки замазал, втер им очки.

- Не было дыр, Сергеев. Ездили опытные товарищи.

- Страхуемся, Владимир Александрович?

- Эх, Сергеев, - голос Грачина потеплел. - Производство - не футбол, там горячку пороть нельзя. Иногда полезно глаза закрыть. Или указать в частном порядке.

- За каким чертом я тогда ездил? - заорал Мишка.

- Проверять письмо.

- А что я людям скажу, которые его писали. Которые ткнули меня в дыры. После комиссии ткнули.

- А ты пиши: есть отдельные недостатки, устраняются после работы комиссии. Все будет правильно.

- Владимир Александрович…

- Ну-ну…

- Да нет, ладно… Материал принесу в три… - Мишка бросил трубку.

- Вот как, - сказал Андрей. - И тебя он выгонит.

- Жалеть не будем.

- Будешь, - Андрей налил в стопки. - Ты иначе не сможешь.

- А ты-то можешь?

Могу. У меня все-таки школа жизни кое-какая. Я рыбак теперь. Рыбаки не злопамятны. Всепрощенцы мы… Да и домой я поеду.

- Где дом? - качнул головой Мишка. - Где дом наш и хлеб?

- У меня на «материке». В Подмосковье.

- Где дом наш, хлеб и наши идеи, - повторил Мишка. - Вначале ты учил меня честности в работе. Потом убежал на озеро. И я все думал: какую идею привезешь ты из тишины. Что, кроме рыбы и денег?

- Поеду. Не отговоришь.

- Ладно, - сказал Мишка. - Этот разговор впереди. А сейчас я устрою тебе контрабандную ванну…

Мишка вытащил из кладовки длинный шланг, перекрыл на кухне батарею с краником, протянул шланг до ванны, потом открыл батарею. В ванну полилась горячая коричневая вода.

- Во! Раздевайся и лезь. Я пойду достукаю материал.

Блаженство, думал Андрей, пошевеливая в воде коленями. И так можно каждый день. Или пока не осточертеет. Отойдут руки, исчезнет кислый запах, впитанный кожей от рыбы и шкур. Да, пора возвращаться к профессии. Бумага требует пера. Газет в Москве много. Журналы опять же, телевидение, радио. Будем проходить столичную школу работы. Счищать с себя мох. Буду элегантным и ироничным. Блестящее перо. А когда буду рассказывать, что полтора года прожил один и кормился рыбалкой, никто не поверит. Может, и сам уже буду не верить. Буду думать - приснилось. Потом прибежит Мишка. Ему прибежать труднее, так как для него слова «тундра», «Полярный круг», «тайга» - имеют особые значение и вес. Он эти слова любит. Он нежно их любит. Люди это чувствуют и верят ему. С улыбкой верят. Пакостно мне что-то. Как будто я что-то в избушке забыл…

- Я побежал, - крикнул за дверью Мишка.

- Сколько же сижу? - очнулся Андрей.

- Полтора часа. Одевайся. Там на кровати я все приготовил.