Олег Куваев - Территория (сборник)

- «Зверобой», портвейн и коньяк.

- Коньяк.

Он взял стакан коньяку, густо пахнувшего портвейном, тарелку оленьего холодца, притиснулся к столу. Его внимание привлекли два парня. Они резко отличались от посетителей этой забегаловки тем, что имели лица подонков. Да-да! У всех здесь были человеческие лица видавших виды ребят, а эти двое были подонки, причем разные. Один - длинный, с мягким и мокрым каким-то ртом, белыми расхристанными глазами. Истерик, подумал Андрей. Второй - пониже, плотный и осторожный. Жулик, определил Андрей.

- Иди, говорю, ко мне, не пропадешь. В бригаде у меня молодежный набор. Молоденькие еще, без опыта…

- Не-е! - пьяно возразил длинный. - Я полечу на Катык и набью бригадиру морду. Как мог он платить мне триста, когда на Хатейке зашибают пятьсот?

- Иди ко мне. Народ там строится, и за стройматериалы… Год работы - на жизнь хватит. Можно мотать на «материк».

- Набью ему морду, - долбил длинный.

- С этим долго не проживешь. Тихо жить надо. Бесшумно.

- Учат тебя, дурака. Усекай, - сказал Андрей и посмотрел в глаза длинному.

- Ты-ы! Ты-ы! - изумился тот. - Фраер!

- Тихо! Ладно! Без шума - заоглядывался плотный. - Пойдем лучше.

- Толкуйте! - Андрей допил коньяк и пошел к выходу.

Да, не довел социологического анализа.

- Стой, фраер! - крикнули сзади.

Он оглянулся, и в тот же момент что-то тяжелое обрушилось на затылок, и он, падая, успел увидеть Валета, который с удивлением смотрел на него. И услышал голос второго: «Брось! Убьешь! Убегаем!»

…Очнулся он скоро. Видно, шапка смягчила удар. Голова раскалывалась. Он пощупал затылок. Рука была в крови. Андрей шел по поселку, соображая, где тут живет Костенька Раев. Он не хотел идти к Мишке, не хотел путать его и Лелю в свои социологические занятия, которые так кончаются.

Светились окна. За ними сидели отцы и рассказывали на ночь детишкам о тайге, медведях, евражках. Вертолетчики, которым завтра мотаться над районом, бухгалтеры. Ребята, думал Андрей, что ж вы мразь развели? Неужели забыли, как мы сами, без милиции, очищали поселок.

А улица все закручивалась бесконечной спиралью и была пустынна.

Потом откуда-то вынырнула тонкая фигурка и быстро приблизилась к Андрею.

- Боже мой, - сказала Надежда. - Я ищу вас по всем улицам.

- Зачем? - спросил Андрей и сел в снег и опустил в него пальцы. Снег был сухой и совсем не холодный. Мягкий теплый снег, в нем можно лежать очень долго и ничего не делать, а главное, ни о чем не думать.

- Вставайте, - Надежда потянула его за рукав. Ну, вставайте же, тут два шага до моего дома.

- Зачем? - повторил Андрей.

- Мне надо топить печь, - сердито сказала она. - Я замерзну ночью, а вы тут расселись, ищи вас.

- Какая прелесть - женская логика, - улыбнулся Андрей. - У вас некому затопить печь? Где этот берег у печки?

- Вы еще помните?

- Я все помню. Меня тут били какие-то весельчаки.

Она сильно дернула его за руку, и Андрей встал. Надежда просунула ладонь ему под руку и повела по улице.

- Сейчас придем, - торопливо говорила она. - Еще несколько минут.

Они свернули в переулок и пошли по тропинке через поляну с редкими лиственницами. Поселок остался сзади, а впереди горела редкая цепочка огоньков. Потом огоньки стали квадратными, и обозначились маленькие окошки. За поляной у края тайги стояло несколько домиков. Надежда подвела его к третьему, позвенела ключами и открыла дверь. Щелкнул выключатель. Андрей стоял в маленькой кухне с большой печью, а в открытую дверь виднелась комната, там было темно, свет из кухни выхватывал только кусок тахты.

- За нами какие-то собаки всю дорогу шли, - сказала Надежда, сбрасывая шубку.

- Их накормить надо, - сказал Андрей. - Это мои собаки.

- Ну и хорошо. Накормлю. Давайте раздеваться. Только одну минуту. - Она распахнула дверцу печи, чиркнула спичкой и сунула под сложенные поленья. Огонь весело захрустел смолистой стружкой.

- Через пять минут будет тепло, - сообщила она и ловко стянула с Андрея куртку и шапку. - Вон умывальник, смойте кровь.

Андрей послушно ополоснул лицо и так же послушно пошел за ней в комнату, где уже горел свет. Было хорошо подчиняться.

- Ссадина под глазом, - сказала она. - Будет синяк. Вы подрались?

- Нет, - ответил Андрей. - Меня стукнули. Древним и очень удобным способом.

Она намазала ссадину йодом:

- До свадьбы заживет. Ложитесь пока.

Андрей опять с удовольствием подчинился. Головокружение проходило, только плыла какая-то рябь в глазах. Комната была маленькой. Тахта, стол, четыре стула, небольшой шкаф и тумбочка с радиолой. Он протянул руку и щелкнул выключателем. Играло трио - ударник, аккордеон и труба. В пустоте родился голос. Андрей через открытую дверь видел, как Надежда легко скользила в кухне от маленького столика к плите и обратно, тихо позвякивала посудой. Потом, набросив шубку, вышла на улицу и принесла килограммовую мороженую щуку, положила на толстый фанерный кружок и ловко разрубила пополам топориком, потом унесла половинки на улицу. Собак кормить, подумал Андрей. Ловко у нее получается, словно всю жизнь только этим и занимается.

Давно забытый удивительный запах заставил Андрея проснуться. Горел прикрытый сложенным цветастым платком торшер, которого Андрей вначале не заметил. В полумраке, залившем комнату, пахло печным теплом. Старый, еще с детства запомнившийся запах деревенской печи. Наверное, ничто не несет в дом такой уют, как этот запах.

За столом сидела Надежда и, подперев скулы руками, смотрела на него. Лицо ее было осыпано разноцветными тенями от платка, загораживающего торшер, а на плечах и груди эти тени мешались с рисунком халата.

- Вот ты и проснулся, - сказала она.

Андрей сел, потрогал затылок. Он еще чуть ныл от удара.

- У тебя же лайки. Они в таких случаях не заступаются.

- Знаю, - сказал Андрей.

Потом они молча сидели у стола, и Андрею казалось, что он вернулся в детство и вот сидит за столом в своей старой родительской избе. Правда, видение это продолжалось недолго, всего одну-две минуты. Видно, потому, что никак не возвращалось ощущение всезнающей детской мудрости, уверенности в простоте мира и его подчинении тебе.

Она налила в чашки чай и дополнила их коньяком.

- Выпей, сейчас это поможет.

Он вышел на кухню, отыскал в кармане куртки папиросы и закурил.

- Дай и мне, - сказала она.

В комнате было тихо, над столом тонкой пеленой плавал синий дым, и слышно было, как на кухне потрескивают в печи дрова и в такт им - разряды в динамике радиолы: станция перестала работать.

- Мой отец охотник, - сказала она. - Живет до сих пор так же. А мать - русская. Она прожила с нами пять лет, а потом не смогла, уехала домой, на «материк». Отец меня увез в тундру и спрятал у пастухов. Она потом приезжала два 'раза, и он всегда меня прятал. Прятал от матери. - Она погасила папиросу и посмотрела на Андрея. - Выйди, пожалуйста, в кухню, я постелю.