Array Журнал «Искатель» - Искатель, 1962 №1

ПРОКЛЯТЫЙ ПЕС

Рассказ-шутка

Рисунки А. Рогова

Огромный, светлый зал лаборатории напоминал склад или техническую выставку перед открытием. Столы и некрашеные полки были уставлены черными сундуками с массой ручек и никелированных винтов; царил тот восхитительный беспорядок, который присущ только «проблемным» лабораториям. Между приборами белели листы с надписями: «Не трогать, включено!», «Коля, ДГЦ перегорел» и даже «Люблю Верочку» — подпись, впрочем, подложная. Кое-где ютились скромные сувениры лаборантов — портрет Гагарина, засохший букетик ландышей, реклама крымских курортов.

А в тесном кабинете разговаривали Автоном Георгиевич и Макар Иванович.

— Мы уже целую неделю могли бы ставить опыты, если бы удалось создать устойчивую систему регулирования, — сказал мрачный, худой и корректный Автоном Георгиевич и добавил: — Но ее нет…

— Неустойчив регулятор! Может быть, данная система из шестисот нелинейных уравнений вообще не имеет точки устойчивости. А? — отозвался тучный, веселый и шумливый Макар Иванович.

— Я думаю, имеет, — Автоном Георгиевич пожевал губами. — Но доказать не могу, и тут-то зарыта собака…

— Половинка собаки, — Макар Иванович рассеянно снял очки. — Хвост бубликом и задние ноги. Доказать, что устойчивость существует, — еще не значит найти параметры… О! Ну, конечно, собака! Устойчивость есть, и я берусь эго доказать.

В волнении Макар Иванович погладил ладонью лысину, надел очки и снял опять. Автоном Георгиевич выжидал.

— Я видел эту схему, — уверенно заявил Макар Иванович. — В лаборатории академика Барнеса. Это была схема цепей нервного регулирования в спинномозговом канале собаки. Совпадает до деталей.

— По какому же критерию она устойчива? По Найквисту?

— По собачьему, — озлился Макар Иванович. — Вы видели, чтобы у здоровой собаки дрожали лапы? Какие еще нужны критерии!

— Да, это верно, — Автоном Георгиевич прикрыл глаза. — И, я думаю, тут можно пойти дальше. Если природа подобрала собаке устойчивые параметры, их можно замерить и построить электронную модель. Вы что-то хотите добавить?

— Я? Нет! — смутился Макар Иванович и снова надел очки.

— Макар Иванович!

— Что?

— Вы струсили, уважаемый… Вы хотите сказать, что можно… да-да, можно и не ждать, пока будет построена модель. А начать опыты раньше. Вынуть готовый регулятор из первого же пса…

Но Макар Иванович уже снял телефонную трубку.

— Верочка? Составьте бумагу на имя академика Барнеса. Пусть командирует хирурга, двух физиологов, а также необходимое оборудование. И десяток собак. Срочно. В связи с постановкой важнейшего эксперимента.

И добавил весело:

— Если не выйдет, всех собак будут вешать на нас!

Пса неизвестной породы звали Султаном.

Под этой кличкой он, числился в ведомостях академической псарни, но отзывался и на любое другое имя, если его произносили ласково или, наоборот, достаточно сурово. Это было беспринципное, неряшливое и жадное существо, Жизнь его долго протекала у скудных помоек под улюлюканье мальчишек. Только к двум годам он достиг — и то благодаря счастливому стечению обстоятельств — чистой клетки, трехразового питания и веселого общества, которое, правда, постоянно менялось. Одних собак уводили навсегда, другие — голодные, грязные — появлялись и постепенно приобретали вид и характер, подходящие к обществу собак науки.

Через день Султана запирали на два часа в светлой камере, где в самые неожиданные моменты вспыхивали лампы, трещали звонки и шевелились разные палки. Султан с охотой ввязывался в игру и старался догадаться, чего от него хотят. Он долго тыкался в разные углы, прыгал и толкал носом кормушку, пока не выяснялось, что надо нажимать на доску или лаять, чтобы выполнить очередную прихоть экспериментаторов. Тогда дно кормушки поворачивалось с восхитительным скрипом, и перед Султаном появлялись мягкие суповые кости с лохмами мяса…

Но скоро прежняя работа кончилась: его усадили в клетку и три дня везли в автобусе. По приезде незнакомые люди в белых халатах связали Султану лапы, ловко уложили на холодный стол и начали надевать тесную, неудобную маску. Султан никак не мог догадаться, что за этим последует и когда, наконец, ему дадут поесть. Чувствовал он себя неважно. Внезапно распахнулась дверь и в комнату влетел толстый человек в обычном пиджаке. Лицо его было измученным.

— Отставить! — крикнул он. — Хватит губить собак. К черту всю вашу препарацию! Отдельно от собаки нервные стволы не работают.

— Может, попробуем новый питательный раствор, Макар Иванович? — спросил один из людей в белом. — Очень близок по составу…

— Довольно составов! Будем вводить концы прямо в живую собаку. Пусть она сама питает и содержит в порядке свой регулятор. У нее там достаточно запасных каналов, может часть уступить нам.

Маску надвинули поглубже, что-то резко-приятное ударило Султану в нос. Он пытался вырваться, но тело уже плохо слушалось его, и пес заснул.

Султан хорошо перенес операцию, Теперь он все время висел на мягких лямках в станке, опутанном проводами, посреди большого, светлого зала, похожего на склад. Было скучно и неудобно. Султан жалостно глядел, как мимо носили черные ящики со стеклянными окнами — осциллографы, самописцы, — и норовил лизнуть чью-нибудь руку. Кроме того, он испытывал странное смутное ощущение, будто у него выросла еще одна, очень большая, тяжелая лапа. Едва он пытался шевелить ею, как все люди кидались к своим ящикам, припадали к стеклам, махали руками, записывали, кричали и ссорились. Постепенно Султан забыл о новой лапе, стал забывать даже о своих природных четырех, прибинтованных к столикам станка, потому что шевелить ими было невозможно.

Кормили Султана так, как не кормили даже гончих собак французских королей, но самочувствие его ухудшалось. Одно дело — два часа в камере разгадывать звонки, и совсем другое — день и ночь неподвижно висеть среди лихорадочной суеты и крика большой лаборатории. В спине началась ломота, она растеклась по всему телу: Султан поник головой, уши опали, мутные желтые глаза глядели на людей без всякого интереса.

— Отек и депрессия, — сказал однажды человек в белом халате Автоному Георгиевичу. — Необходимы движения, прогулки. Иначе летальный исход в течение недели.

— Это исключено, — ответил Автоном Георгиевич, глядя в пол. — Эксперимент нельзя приостановить.