Array Журнал «Искатель» - Искатель, 1961 №2

Люций с сомнением посмотрел на мраморные куски. Он видел на них что-то напоминающее буквы, но даже не представлял себе, как подобный след надписи можно прочесть.

Прошел час. Мунций на коленях ползал около камней, не отрываясь от лупы. В некоторых местах он зачищал мрамор острием ножа. При этом он произносил отдельные слова и фразы, явно не заботясь, слушает его кто-нибудь или нет. С помощью линейки он принялся измерять на камнях расстояние между одному ему понятными точками.

— Ты знаешь, — обратился он к Люцию, — хоронить людей в земле прекратили более тысячи семисот лет назад. Я определяю возраст этих камней в две тысячи лет… — Как жаль, что нет самого трупа…

— Да, конечно! Но труп давно уже исчез бесследно. Может быть, можно найти остатки черепа и крупных костей.

— Это не то!

— Понимаю, но то, чего хочется вам, биологам, вы никогда не найдете. Вернемся к нашей теме. Для археолога самое важное в подобных случаях— это определить язык, на котором была сделана надпись. В былые времена существовало много различных языков, и это обстоятельство затрудняет расшифровку. Так как эта местность расположена на территории, где жили русские, то мы вправе предположить, что и надпись сделана на старом русском языке. И это действительно так и есть. Ты еще помнишь его?

— Плохо, но помню, — ответил Люций. — Твои уроки не пропали даром. Странно, что они пригодились.

— В надписи три строчки. Первая буква первой строчки сохранилась. Это большое «Г». За нею идут две буквы меньшего размера — «е» и «р». Получается начало слова — «Гер…». Затем идет большой пропуск и опять три буквы рядом: «ю», «з», «а» — «юза». Судя по величине букв и длине всей строчки, можно сделать вывод, что в промежутке могло быть еще шестнадцать букв. Но одного слова такой длины не существовало. Значит, сюда входят и промежутки между словами. Очень смутно на местах четырнадцатой и пятнадцатой букв можно различить несколько линий, дающих основание думать, что здесь могли быть буквы «о» и «г», расположенные рядом. Учитывая это, можно сказать, что первая строчка это — «Герой Советского Союза». Ты, конечно, знаешь, что это звание присваивалось людям в первые века коммунистической эры за особо выдающиеся подвиги. Перейдем ко второй строчке. В ней, как видишь, сохранились только четыре буквы, и они находятся не рядом. Кроме того, невозможно определить длину строчки и место, которое она занимала относительно первой. Все, что мы можем сказать, это то, что строчка именно вторая, а не третья. И это очень важно. Видишь, большое «И», потом маленькие «н», «в» и «а». Если первая строчка прочитана нами правильно, а я в этом не сомневаюсь, то это может быть именем и отчеством героя. Ни того, ни другого мы прочитать не можем. Большое «И» дает некоторое основание считать, что героя звали Иван — имя очень распространенное как две тысячи лет назад, так и сейчас. Перейдем к третьей строчке. Тут-то и ждет нас самое интересное и важное. Строчка была написана большими и, заметь, одинаковыми буквами. Три буквы рядом — «В», «О», «Л», затем промежуток величиной в три интервала и буква «Ы». Получается «ВОЛ…Ы». Но, на наше счастье, безусловный факт, что от буквы «В» третьей строчки до буквы «Г» первой строки и от буквы «Ы» третьей до буквы «а» первой одинаковое расстояние.

Мунций произнес последние слова с нескрываемым торжеством.

— О чем же это говорит? — спросил Люций.

— Дает нам ключ к решению загадки: это фамилия! Ты знаешь, что такое фамилия?

— Да, помню, — ответил Люций и улыбнулся. Он хорошо знал привычку отца разговаривать со всеми, как с учениками.

— Но, — продолжал Мунций, — эта фамилия написана во множественном числе, что доказывается буквой «Ы » на конце. А отсюда следует, что надо читать не «Герой Советского Союза», а «Герои». Два Героя с одинаковой фамилией. Вряд ли их было три. Вероятно, это братья. Если мы зададимся вопросом, когда могло так случиться, что два брата одновременно получили звания Героев и были похоронены вместе, то придем к выводу, что легче всего это могло произойти на войне. Я переберу архивные материалы и, может быть, найду историю подвига. Вы сообщили кому-нибудь об этой находке?

— Пока нет. Я хотел, чтобы ты первый увидел эти камни.

— Их надо перевезти в археологический институт и тщательно изучить с помощью оптических средств. Только тогда можно будет окончательно сказать, что надпись прочитана правильно.

В восемьсот пятидесятом году новой эры на одном из первых мест, по своему значению, стояла старинная наука, роль которой человечество поняло и оценило еще в первом веке коммунистической эры, — биология.

На протяжении почти двух тысяч лет бесчисленные поколения ученых пытались исчерпать до дна «науку жизни», поставить самую могучую силу природы целиком на службу человеку. Много раз казалось — «дно» уже видно! Но мнимый конец опять превращался в начало. Биология оказалась неисчерпаемой, как неисчерпаем был атом…

Академик Люций был одним из выдающихся биологов своего времени. Ученик и последователь знаменитого ученого семисотых годов, он, как и его великий учитель, больше интересовался не жизнью, а ее оборотной стороной — смертью, полагая, что чем дальше проникнет человечество в тайны смерти, тем скорее оно добьется своей цели — продления жизни до ее естественного предела.

Средняя продолжительность жизни человека новой эры — двести лет — казалась ученым восемьсот пятидесятого года до обидного малой.

Люций, как и его коллеги, был убежден, что наука находится на пороге «великого скачка» и что совсем близко (по масштабам науки, разумеется) то время, когда цифра «двести» сменится желанной цифрой «триста».

«А что будет дальше? — нередко спрашивал себя Люций. — Разве наука остановится на этом? Мы считаем, что триста лет жизни — это предел для человеческого организма. Так считали и две тысячи лет тому назад. Но так ли это на самом деле? Может быть, способность к обмену веществ многоклеточного организма беспредельна? Может быть, пройдет немного времени, и цифра «триста», к которой мы стремимся, будет отброшена и заменена другой?»

Много подобных вопросов вставало перед ученым. Люций умел и любил работать. Сын ученого, он с детства был приучен к настойчивости и систематическому труду. В мире науки он забывал обо всем, и годы проходили незаметно, когда новая интересная задача вставала перед ним.

Люций был еще молод. По понятиям людей восемьсот пятидесятого года девяносто — сто тридцать лет были порой зрелости, а отнюдь не пожилым возрастом. А Люцию исполнилось восемьдесят. И он был уже академиком, а значит, и членом Верховного совета науки.

Никто еще не произнес в связи с его именем слова «бессмертный», но Мунций, уже позабывший, когда сам был избран в академики, понимал, что имя его сына рано или поздно будет выбито на стене Пантеона — величайшая честь для человека этой эпохи. Люций незаметно для себя становился во главе биологов всей земли. Уже многие признанные ученые называли его «Учитель».