Михаил Михеев - Вирус «В»-13. Тайна белого пятна

— Ну, вот видите, Танечка, — заявил профессор. — Вон он — препарат. Я же говорил, что у нас ничего потеряться не может.

Однако он тут же остановился и, заложив руки за спину, с подозрением посмотрел на незнакомого молодого человека.

— Д-а, — протянул он. — Но как препарат к вам попал? Кто вы такой?

— Моя фамилия Григорьев. Отдел кадров горздрава прислал меня в ваш институт в качестве лаборанта.

— Ничего не понимаю, — развел руками профессор. — Но я же не просил никого. У нас есть лаборант — правда, он в отпуске, но скоро вернется…

— В горздраве сказали, что ваш лаборант не скоро вернется… из отпуска, — сказал Григорьев, — там говорили, что он был плохой работник.

— Не знаю, право… — продолжал недоумевать профессор. — Впрочем, лаборант работал у вас, Таня. Вы были довольны им?

Таня припоминающим взглядом смотрела на Григорьева.

— Он был пьяница, — сказала она. — Из спиртовок весь денатурат выпил.

— Вот видите, — обрадовался поддержке Григорьев. — А я постараюсь не пить денатурата, — и он улыбнулся заразительно, по-мальчишечьи. — Да, — спохватился, он, — я вам по пути шкафик привез.

— Шкафик?

— Заведующий горздравом прислал в подарок. Скажите, куда его поставить. У подъезда восемь грузчиков ждут. — Восемь грузчиков! Да что за шкафик?

— Обыкновенный. Даже не особенно большой. Но килограммов пятьсот, наверное, весит.

— Пятьсот?! А ну, давайте-ка его сюда.

Григорьев вышел. В вестибюле послышался грохот, как будто в институт въезжал тяжелый танк. В дверях кабинета показался темно-зеленый угол большущего несгораемого шкафа.

Подкладывая доски под его колесики, грузчики с трудом установили громыхающую громадину в углу и удалились.

Профессор подошел к шкафу, открыл и, как бы испытывая, постучал по железной полке кулаком. Шкаф ответил солидным гулом.

Тогда, покосившись на Таню, профессор Русаков молча взял со стола бутылочку с препаратом, поставил в шкаф и захлопнул тяжелую дверку. Потом повернулся к Григорьеву:

— Ну что ж, давайте знакомиться, — сказал он, — Меня вы, как вижу, знаете. А это ваш будущий начальник, заведующая лабораторией синтеза Татьяна Владимировна Майкова…

За окном вагона-ресторана грохотала красная решетка моста с выпуклыми многоточиями заклепок. Поезд начал набирать скорость, белая шторка на окне захлопала и надулась ветром.

До Лучегорска осталось меньше часа езды… Идти в купе, где скучающие пассажиры пытались доиграть партию преферанса, бесконечную, как сказки Шахерезады, не хотелось. Байдаров с Березкиным после завтрака остались в ресторане.

Откинувшись на спинку стула, Березкин мечтательно уставился на далекое небо, голубеющее за окном. На столе тонко позванивали стаканы, вагон плавно, как на волнах, покачивался на ходу. Березкин задремал. И вот надутая ветром шелковая шторка на окне кажется ему громадным парусом брига, несущегося в голубую сказочную даль… Стеклянным плеском бьются в борта беспокойные морские волны…

— Девятнадцать восемьдесят! — услышал Березкин грубый, сиповатый голос. Возле их столика стоял толстый официант в полукруглом детском передничке и белом колпаке. В громадной руке официанта маленький блокнотик, пальцы с трудом удерживали огрызок карандаша.

— Девятнадцать рублей восемьдесят копеек, — повторил он.

— Плати, Сережа, — сказал Байдаров. Он развалился на стуле напротив и с меланхоличным видом следил за струйкой дыма своей папиросы. — Плати, я тебе выдал суточные.

Байдаров ведал капитальными расходами. Березкин обладал непостижимым умением терять деньги, и Байдаров не доверял ему больших сумм, а каждый день выдавал понемногу на дневные нужды.

Официант небрежно сунул червонцы в карман передничка, положил на стол двугривенный и стал собирать посуду.

— Потеряете деньги, — сказал Березкин.

— Не потеряю.

— Ну, вытащит кто-нибудь.

— Уже пробовали… Попробовали, а потом говорят: отпусти, дяденька, больше не будем… Я, мил человек, в молодости в цирке работал. Борцом был, Силенкой меня бог не обидел.

Официант отставил собранную посуду. Взяв со стола двугривенный, зажал его пальцами и упер об угол стола. Затем бросил на скатерть монету, согнутую под прямым углом.

— Вот! — сказал он и подмигнул Березкину.

— Здорово! — согласился тот.

Байдаров взял со стола согнутый двугривенный.

— Зря, папаша, государственную валюту портишь, — упрекнул он.

Березкин не видел, что делал с двугривенным Байдаров; а тот протянул руку и положил на стол уже выпрямленную монету.

— Что ж, — одобрительно оглядел официант Байдарова. — Молодец, сынок. Кем работаешь?

— Журналист.

— Журналист? — переспросил официант. — Это значит, пишешь? Карандашиком?… А я думал, боксер али борец… — официант забрал посуду и ушел, не скрывая разочарования.

— Обиделся, — заметил Березкин, сочувственно проводив его глазами. — А ты бы сказал, что был кандидатом в чемпионы столицы по боксу.

— Так я же им не стал.

— Мог стать, если бы занимался.

— Но когда же было заниматься. Ты же знаешь, что мы в эти дни готовили очерк о строительстве гидростанции. Я его переделывал раз двадцать, и все равно он у меня не получился, — вздохнул Байдаров. — И сказать правду, меня это больше огорчает, чем потеря чемпионства.

— Очерк хороший, — заметил Березкин. — Читатели хвалят.

— Читатели хвалят потому, что там твои фотографии.

— Яша, ну опять ты…

— Так это же правда! Ладно, ладно, молчу… Я рад, что мы едем снимать не строительство ГЭС, а профессора Русакова в Институте витаминов.

— Это почему?

— Да хотя бы потому, что тебе не нужно будет залезать на фермы в поисках оригинальной точки съемки, а мне не придется беспокоиться, как бы ты не шлепнулся в котлован, что могло случиться в последний раз.

— Зато получились хорошие снимки.

— Хорошие-то хорошие, но не забывай, что я два раза ловил тебя за штаны.

Паровоз дал короткий гудок. Вагоны стали замедлять ход.

— Подъезжаем. Пойдем собираться, Сережа.

Журналистов в Институте витаминов встретила Таня.

Байдаров рассказал ей о цели приезда, и она побежала разыскивать профессора Русакова.

Проводив глазами девушку, Байдаров нагнулся и серьезно сказал:

— Сережа, у тебя есть возможности сделать и здесь в институте увлекательные снимки. Постарайся, чтобы эта девушка везде получалась бы на переднем плане.

Березкин не успел возмутиться — к ним быстро шел профессор Русаков. Он пригласил их в кабинет, усадил ближе к столу. Говорил профессор так же быстро, как и двигался. Многое, о чем он рассказывал, нужно было записать сразу же, не надеясь на память. Байдаров строчил по блокноту, завидуя Березкину, который, щелкнув затвором фотоаппарата, спокойно посиживал на стуле.