Евгений Воеводин - Земля по экватору

— Знаю, Кирилл Александрович. Помоги-ка мне лучше раздеться — руки застыли.

Он раздевался, не глядя на нарушителя, потом, повернувшись к нему и приглаживая красными, замерзшими пальцами свои редкие волосы, — усмехнулся:

— Ну, здравствуйте, Помеловский.

— Здравствуйте, — тихо ответил тот.

— Вот и встретились.

— Да.

— Подвели олешки-то?

— Подвели.

— Вот так-то, Помеловский.

Он потянулся всем своим большим телом, как перед сном после трудного рабочего дня и, сев на диванчик, грустно сказал:

— Жаль, не я вас задержал. Жаль.

— Все равно, — сказал Помеловский.

— Нет, — покачал головой Лагунов. — Мне не все равно. Ну, поехали?

Он снова надевал полушубок, долго застегивал негнущимися пальцами ремень, деловито поправляя ушанку, и не глядел, как двое пограничников выводят Помеловского.

— Вы что, давно знакомы с ним? — спросил Селезнев.

Полковник отогнул рукав, и Селезнев опять увидел широкий шрам.

— Я тебе рассказывал уже. Его работа.

В дверях полковник снова обернулся и, подумав, сказал вдруг неожиданно:

— Очень долго я ждал его, капитан.

Я люблю бывать на этом островке, до которого долго и утомительно нужно добираться на шатком и скрипящем катеришке. Волна то и дело кладет его с борта на борт, и поэтому, сойдя через пару часов на каменистую землю острова, испытываешь странное чувство, будто земля убегает куда-то из-под ног, и обязательно нужно ухватиться за что-то, чтобы не упасть — так изматывает эта дорога!

Но все-таки я люблю бывать здесь, люблю смотреть, как волны перехлестывают через прибрежные камни, разбиваются о песок, оставляя на нем длинные скользкие водоросли и куски янтаря. Под ветром жмутся к земле похожие на гигантских ежей круглые низкорослые кусты можжевельника. Ветер мотает сети на вешалáх-нáках: пронзительно и печально вскрикивают чайки, неуклюже отлетая от волны всякий раз, когда та с грохотом рушится на берег.

На этом острове живут рыбаки и пограничники. Строения заставы и прожекторная вышка соседствуют с крайними домами села. Я бывал у тех и других, меня всегда трогало щедрое гостеприимство солдат и неразговорчивых калуров [3] Калур — рыбак (эст.) . И всякий раз, приезжая в Энск. я прежде всего еду на остров, к капитану Крылову.

— Вы, конечно, к Крылову? — спросил меня начальник отряда и, не дожидаясь ответа, добавил: — Там уже давно все спокойно. Никаких происшествий. Тихая застава. Но раз уж вам. так нравится там бывать…

Два часа я проболтался в море на скрипящем почтовом катерке и наконец сошел на остров, испытывая уже знакомое ощущение убегающей из-под ног земли. Все так же стояли у причала мотоботы рыбаков. Все те же камни в белых потеках птичьего помета высились вдоль берега. Все тот же Крылов, коренастый, улыбающийся, стоял на причале, приветственно подняв руку. Я поискал глазами — нет, знакомых солдат я не увидел. Должно быть, давно демобилизовались ребята и растят, наверно, на целине хлеб или строят плотины сибирских ГЭС.

Новым был только большой щит, установленный возле тропинки, ведущей с причала. Щит, над которым по-эстонски было написано: «Лучшие производственники колхоза имени Кингисеппа». Несколько фотографий было на нем, и, проходя мимо, я невольно задержался на минуту, чтобы и здесь найти своих давнишних знакомых.

— Все молодежь, — сказал мне Крылов. — Когда вы здесь были в последний раз, они только начинали рыбачить. Хотя вот Олекса вы знаете да старика Мыттуса, пожалуй…

— Мыттуса? — удивился я.

— Вон он, — кивнул капитан на фотографию бородатого рыбака. — Не узнаете?

Нет, я узнал его, конечно. Просто мне не верилось, что на доске лучших оказался Карл Мыттус. Но, хочешь верь, хочешь не верь, это был он: я узнал и этот крупный нос, и этот колючий, исподлобья, взгляд…

— Чудо случилось? — спросил я. Крылов засмеялся, откидывая голову. Он всегда откидывал голову, когда смеялся.

— Ну, — сказал он. — Чудес на свете не бывает.

— Бывают, — не согласился я. — Помните золотую кильку?

— Помню, — признался Крылов.

Эта история была связана с Карлом Мыттусом, тем самым Карлом Мыттусом, чей портрет украшал сейчас колхозную Доску почета. Впервые я увидел этого старого рыбака на собрании. Обсуждался вопрос: почему колхоз платит моторно-рыболовецкой станции такие большие штрафы? Один из колхозников — Олекс — говорил, повернувшись к группе рыбаков:

— Это все из-за них! Это у них существует поверье, что в море нельзя выходить в субботу. Представляете себе, сколько ботов не выходит в субботу? И еще — эта дурацкая примета с золотой килькой…

Молодежь — здесь было много молодых людей — рассмеялась; пожилые сидели хмурясь. Я спросил у Крылова шепотом, что это за килька такая? Он объяснил, что, если в сети попалась хоть одна золотая килька, надо уходить в другое место, иначе быть беде — такова у стариков примета. Глупость, конечно, ерунда, а вот поди ж ты, верят. В субботу же добрая половина ботов остается в бухте. Виной всему, конечно. Мыттус; старик словно оброс этими приметами. И никакие беседы не помогают. Упивается на своем — хоть умри.

Тайну золотой кильки открыл неуемный начальник заставы. Капитан написал длиннющий запрос в научно-исследовательский институт рыбного хозяйства. Ответ пришел не скоро. По-видимому, письмо Крылова поставило в тупик даже знающих научных сотрудников. Зато как он радовался, как был счастлив, получив пакет с обратным адресом: Москва…

В письме говорилось: «Дорогой тов. Крылов! Вы задали нам нелегкую задачу, но, как это часто бывает, разгадка оказалась очень простой. Дело в том, что икра кильки, попадая на чешую, обладает способностью окрашивать ее в золотистый цвет. По-видимому, в сети к рыбакам попадалась именно такая окрашенная килька. Желаем-Вам успехов в борьбе с суевериями…» Дальше шла подпись видного советского ученого-ихтиолога.

Когда это письмо было получено, Крылов пошел к Мыттусу, поздоровался с его женой, и та сразу вышла, поняв, что (начальник заставы пришел неспроста и что мужчинам лучше поговорить с глазу на глаз.

— Значит, — спросил Крылов у Мыттуса, — вы верите, что кильку в золотой цвет окрашивает нечистая сила? А вот что говорят по этому поводу ученые.

Мыттус не умел читать по-русски. Капитан прочитал ему письмо и спросил прямо:

— Вы же знали, что это бывает от икры? Зачем же морочили рыбакам голову?

— Все боты тогда уходят, — хрипло проговорил Мыттус, прижатый к стене. — А я остаюсь.

— И получаете большой улов? — возмущенно сказал капитан.

— Да.

— Но ведь вы же подводите товарищей! Они теряют время, улов у них меньше, значит, и заработки меньше. Вы-то сами понимаете или нет, что это нечестно?