Валентина Журавлева - Янтарная комната

— Успокойся, иначе тебя не спасти.

Кленов долго смотрит на подпольщиков, пытаясь осмыслить случившееся.

— Теперь ты испанец, — сурово поясняет Генрих, — известный лагерный вор и предатель. Понял?

Кленов смотрит на свой костюм.

— За меня вы убили другого?..

— Да его давно уже пора было прикончить. Сколько он наших продал, — говорит Ларго.

Утренняя поверка. Среди заключенных — забинтованный Сергей Кленов. Блоковый писарь громко вычитывает по списку номер за номером. Каждый узник четко отвечает за себя из строя: «Здесь!»

Писарь называет номер Кленова.

Над строем тишина.

Писарь громко повторяет номер. Блоковый староста Генрих, чуть наклонившись к писарю, нарочито громко произносит:

— Этот русский повесился.

— Ах да… — вспомнил писарь. Он делает пометку в журнале и продолжает вызывать другие номера. Среди прочих «испанец» тоже отвечает «Здесь!».

К строю приближается блокфюрер. Звучит команда «Ахтунг», блокэльтестер делает шаг навстречу эсэсовцу и докладывает. В докладе упоминается, что русский номер такой-то ночью повесился в уборной.

Блокфюрер проходит в помещение взглянуть на висельника. Вскоре он возвращается с усмешкой на лице. Взгляд его останавливается на забинтованном Кленове.

— Кто это? — спрашивает эсэсовец.

Все смотрят на забинтованного.

Огромным усилием воли Генрих подавляет в себе волнение, на лице его появляется улыбка.

— Этот испанец ночью пытался украсть хлеб, его крепко измордовали.

Рука эсэсовца ложится на кобуру пистолета.

— А ну, выйди из стоя! — приказывает он.

Кленов выходит из строя.

Рука эсэсовца расстегивает кобуру…

— Сколько тебе лет? — спрашивает эсэсовец.

Кленов молчит.

— Эй, спроси, у него, — кивает эсэсовец испанцу, — сколько ему лет и как долго он еще намерен жить?

Кленов молчит: он не знает испанского языка.

— Господин блокфюрер, — обращается Генрих к эсэсовцу. — Его так отделали, что языком не пошевелить. Мне кажется, — неделю не сможет рта открыть.

Эсэсовец подзывает писаря:

— Запиши в журнал моих приказаний… Этому типу прополоскать солью рот. Сегодня же!..

Генрих натянуто улыбается:

— Мудрейший вы человек, герр блокфюрер!.. Согласно вашего совета, мы его сегодня — «полечим»…

Довольный своей выдумкой, эсэсовец, посмеиваясь, уходит.

Солнечное майское утро. Генрих и Новодаров стоят во дворике перед блоком.

— Я думаю, — говорит Новодаров, — они решили отказаться от услуг газовой камеры. Слишком хлопотное дело.

— Крематорий не успеет сжечь отравленных, — соглашается с ним Генрих. — Огонь артдивизии сотрет лагерь с лица земли. Это, видимо, лучший вариант…

— Н-да… Пожалуй, верно. Пойду прогуляюсь. Скоро вернусь… — С этими словами Новодаров уходит.

Через несколько минут он появляется на площади. Здесь многолюдно. Возле крематория, из труб которого тянется ввысь ровный столб дыма, расположился оркестр из заключенных. Среди музыкантов — скрипач Адам. Поблескивают на солнце медные трубы. По приказанию эсэсовцев музыканты исполняют марши германской армии, вальсы, танго. Пришел послушать музыку безрукий адъютант с Аделью…

Завидев их, узники спешат уйти подальше. Слышны возгласы:

— Осторожно!..

— Форзихт!

— Увага!

— На площади безрукий!..

Новодаров возвращается в барак.

— Ты обратил внимание, — спрашивает он Генриха, — оркестр сегодня играет без перерыва. А гром артиллерии сильней и сильней… Наши подходят.

— А может, артдивизия Зеппа Дитриха дает знак Штофену?

Новодаров отрицательно качает головой:

— Залпы слышны уже давно.

Оба прислушиваются. С площади доносится марш германской армии, Опять слышны далекие взрывы.

— Вот это сила! — шепчет Новодаров, посматривая на лагерные часы. — Третий час гудит земля.

— Мне думается, русские совсем недалеко. Если, конечно, это их залпы, — вслух размышляет Генрих.

— Товарищ лейтенант! — докладывает офицеру солдат с биноклем на груди. — Они подняли белый флаг…

Лейтенант подносит бинокль к глазам:

— Да., над ратушей… Вижу.

Лейтенант бежит на КП. Остановясь перед полковником, радостно прикладывает руку к пилотке. Полковник, словно не замечая его, смотрит в стереотрубу.

— Разрешите доложить, товарищ полковник.

— Да.

— Они сдают город!

— Сдают? Ошибаешься, лейтенант. Вот, посмотри… — Полковник уступает место у стереотрубы растерявшемуся лейтенанту. Тот всматривается, и лицо его мрачнеет. Там, где еще минуту назад мелькал белый флаг капитуляции, снова полощется на ветру черный флаг эсэсовцев.

Полковник берет трубку телефона, стальным голосом приказывает:

— Третьей, четвертой, пятой и восьмой батареям, огонь!

Небо и земля, кажется, смешались над городом, по которому бьют батареи советских орудий.

Полковник смотрит на карту.

— Они не зря сопротивляются. Понятно: позади — большой концлагерь. Там наши люди… — Опять берет трубку телефона: — Усилить наблюдение за шоссе. Кажется, они начинают отходить… Не дать им уйти. Десятой и двенадцатой батареям — оседлать шоссе за городом.

Снова гремят залпы орудий. За небольшим городом на шоссе встают столбы черного дыма.

Полковник смотрит на часы.

— Семнадцать ноль-ноль. В городе что-то происходит. Дважды поднимался белый флаг и дважды его заменял флаг эсэсовцев. Надо доложить командующему… — Внимательно рассматривает карту. — Наши союзники примерно здесь. Как-то там у них сейчас?

Небольшое селение. Стоят танки. На борту каждого — синяя пятиконечная звезда в белом круге. Американские танкисты собрались в доме, окна которого настежь открыты. Из окон несется джазовая музыка.

В просторной комнате десятка полтора американских танкистов и несколько немецких девушек. Танцы. На столе — вино, закуски.

Один солдат разговаривает с девушкой:

— Ваш жених фашист?

Девушка презрительно поджала губы, молчит.

Танкист сердится, повторяет грубо:

— Фашист, да?..

Девушка вдруг откидывает голову, пристально смотрит на солдата, резко отвечает:

— Мой отец коммунист!

Американец несколько ошеломлен ответом.

— О! — только и восклицает он и растерянно смотрит на партнершу. — Где же он сейчас?

— В концентрационном лагере.

— В каком?

— Не знаю.

— Старый?

— Шестьдесят девять лет. Зовут его Лемке… Он радиотехник. Последнее время он был, кажется, в Австрии.

— Завтра мы перейдем границу Австрии. Давайте познакомимся. Меня зовут Фрэнк. Я водитель головного танка… Впрочем, девушек это не может интересовать.

Играет джаз.

Извилистое шоссе поднимается в гору. По шоссе бешено мчится мотоциклист. Останавливается он возле комендантского коттеджа. Запыленный, усталый, небритый, входит мотоциклист без всякого разрешения прямо в кабинет Штофхена. Вяло выбрасывает руку вперед, бормочет «Хайль» и, не ожидая ответного приветствия, сообщает: