Валентина Журавлева - Янтарная комната

— Паблико, вина! — негромко приказал Кортес. Он подставил кубок. Паж Ортегилья налил ему вина, неловкий от излишнего старания, и нечаянно выплеснул немного вина на стол. Кортес усмехнулся и протянул ему кубок: — Выпей и ты, мальчик! — Паблико отхлебнул, счастливый.

— Спасибо, сеньор!.. — Все закружилось вокруг него, от выпитого вина, от смущения; он едва стоял, улыбаясь мальчишескими пухлыми губами.

— Что, захмелел? — Кортес хлопнул Паблико по руке. — А я вот пью и не пьянею!.. — Кортес снова поглядел на Альварадо, и Педро ответил ему веселым понимающим взглядом.

Уже перед рассветом Педро де Альварадо, побледнев от вина, встал и отошел к окну. Встал и Кортес и пошел за ним, легкий в стане, тяжелый в поступи, нисколько не опьяневший.

— Что вы хотите мне сказать, дорогой Альварадо? — сразу дружески начал Кортес.

Педро сморщил губы в улыбке. Он был пьян или чем-то смущен.

— Скажите, что вам нужно, Альварадо? — еще раз сказал Кортес приветливо и твердо. — Я все для вас достану, что попросите!

— Конь у меня не свой, — смущенно сказал Альварадо. — Я приехал сюда на чужом; у меня нет коня для похода, дорогой Кортес.

— Конь? Конь у вас будет, дон Педро!

Кортес снял с себя золотую цепь — единственное украшение поверх гладкого коричневого плаща — и протянул ее Альварадо.

— Берите! За эту цепь вам дадут любого коня.

Педро взял, нисколько не удивленный.

— Я слыхал о вас, вы щедры, дорогой Кортес, — сказал Педро.

— Щедр к друзьям! — добавил Кортес. С полминуты они смотрели друг другу в глаза: голубые веселые пьяные глаза Альварадо смотрели в потемневшие от ночного разгула, но — совершенно трезвые глаза генерал-капитана.

— Вы правы, я щедр к друзьям! — повторил Кортес. Он притянул Педро к себе. Они поцеловались.

— Вы будете моей правой рукой, моим ближайшим помощником, дон Педро! — едва слышно, на ухо Альварадо, сказал Кортес. Он обращался по имени — «дон Педро», как к близкому, как к другу. — Почестей, золота, добычи, славы равная половина, как брату, будет ваша!

— Спасибо! — Педро точно протрезвел. — Спасибо, дон Фернандо! — Он сжал Кортесу руку.

И тут, точно почувствовал кого-то за спиной, Кортес резко повернулся. Острая бородка шута ткнулась ему в плечо. Шут подслушивал. Он был серьезен.

— Я вас не звал, Сервантес! — яростно сказал Кортес.

— Мне показалось, ваша милость, сеньор, вы хотели со мной говорить…

— Идите на место! — коротко, как собаке, приказал Кортес.

Шут покорно отбежал к столу.

Кортес вдруг устал. Тени утомления легли на его лицо.

— Я пойду к себе в палатку, — сказал он. — Поди со мной, Паблико.

Он ушел с пажом и собакой Леонсе. Больше никому не велел идти за собой.

Шут Сервантес внимательно посмотрел ему вслед.

— А все-таки наш сеньор Кортес не слишком уверен в своих капитанах! — шепнул он на ухо сеньору Алонсо Пуэртокарреро.

Пили и на следующий день. Пожилые капитаны уже хмурились: почти два месяца потеряно в портах Фернандины, пора плыть дальше. Скоро начнутся северные ветры, немало трудностей будет в плавании к малознакомым берегам. Да и лучше бы поскорее уходить из портов Фернандины. Пока они на острове, длинная рука Веласкеса еще может их достать.

Франсиско де Монтехо, немолодой и самый опытный из капитанов, попытался сказать Кортесу два-три осторожных слова. Но генерал-капитан ничего не хотел слушать; он просил своих сеньоров есть и пить, и веселиться; обо всем остальном подумает он сам.

Пили весь следующий день до вечера. На третий день алькальд вертел в руках письмо с печатью губернатора Веласкеса.

Губернатор приказывал: немедленно задержать самовольно отплывшего из Сант-Яго Фернандо Кортеса со всей флотилией, припасами и людьми.

Алькальд позвал Кортеса к себе в кабинет. Марианно был растерян: весь город на стороне генерал-капитана. Половина офицеров уходит с ним. Как его задержать? Алькальд показал Кортесу письмо.

— Что мне делать, дорогой сеньор? — простодушно спросил алькальд.

Кортес рассмеялся.

— Задержите нас, сеньор алькальд, — сказал он.

— Весь мой город возмутится против меня, если я вас задержу, — вздохнул алькальд. — Завтра же мой дом разнесут по бревнам!

— Что же, если так, — не задерживайте нас, сеньор алькальд, — пожал плечами Кортес.

Кортес улыбался, но оживление двух последних ночей словно сразу слетело с него; он был деловит, серьезен. Время для пира кончилось.

В утро накануне разговора с алькальдом Кортес отдал распоряжение снять часть пушек с судов и перевезти их на берег для проверки и починки, — в Сант-Яго это не успели сделать. Но сейчас Кортес отменил свой приказ; пушки подняли обратно на суда. Письмо Веласкеса еще ничем не угрожало, но вслед за письмом мог прийти вооруженный отряд.

В ту же ночь вся флотилия отплыла.

Пушки свезли на берег в Хаване. Был уже январь, времени терять не приходилось. Всех оружейников Хаваны согнали чинить и проверять пушки и фальконеты с судов.

Индейских женщин посадили за починку обуви, по-походных солдатских сандалий. Все панцири, безрукавки и кожаные нагрудники Кортес велел простегать в два ряда толстыми хлопковыми нитями, для защиты от индейских стрел. Индейцы тоже носили подбитые хлопковой ватой тесные панцири до бедер; но, что не пробивали индейские стрелы, то легко можно было проткнуть стальным испанским мечом.

И Лопе и Хуан де Торрес очень одобрили эту предосторожность.

Кортес всех оружейников Хаваны взял с собой на суда: кого уговорил, кого и обманул. Оружейники тоже нужны в походе.

Все одиннадцать судов армады собрались на смотр к мысу Сан-Антонио, на крайней оконечности Кубы.

Кортес подсчитал силы. Всего было в армаде пятьсот восемь человек, не считая матросов. Кортес разделил свое войско на одиннадцать отрядов, во главе каждого отряда поставил одного из своих капитанов. Сам он был двенадцатый — старший из капитанов — генерал-капитан.

Восемнадцатого февраля тысяча пятьсот девятнадцатого года флотилия отплыла в море.

Лопе Санчес, стоя рядом с де Торресом, в последний раз поглядел назад, на светлые горы Кубы, на полоску прибоя у берега. Суда отплывали при ясной погоде, подняв все паруса под слабым ветром.

Капитанская каравелла «Санта Роса» шла впереди, все остальные держали курс на «Санта Роса». Они шли на запад, к берегам Юкатана. Пилот Аламинос вел флотилию, седой андалузский моряк — тот самый Антонио Аламинос, который водил суда еще Старого Адмирала — Кристофора Колумба.

Едва отошли полсотни лег на запад, по судам хлестнуло штормом. Огромные валы заходили до самого горизонта. В снастях ревел ветер: это начинались весенние бури Антильского архипелага.