Николай Трублаини - «Лахтак». Повесть

Вершемет наклонился над стальными тросами. За несколько минут он выбрал трос необходимой ему толщины и длины. Намотав его, как было нужно, он поднялся, собираясь выбраться наверх, как вдруг над головой его что-то бухнуло, и все вокруг погрузилось в темноту. Вершемет от неожиданности пошатнулся и оперся плечом на железный столб.

- А чтоб ты клыки себе обломал!-выругался охотник.- Что за хулиганство?

Вершемет понял, что люк, через который он спустился в кладовую, закрыли и электричество выключили. Это мог сделать лишь кто-нибудь из находившихся в матросском кубрике. Держа в одной руке стальной трос и потухшую лампу-летучку, охотник другой рукой нащупывал себе проход между бочками, ящиками, канатами и железом. Ступив на лесенку, он стал подниматься вверх, пока не стукнулся головой о дверцу люка. Тогда, подняв руки вверх, попробовал открыть ее, но дверца приоткрылась не больше как на четверть дюйма… Что-то крепко ее держало.

«Неужели закрыли на задвижку?» - подумал охотник и, дернув несколько раз дверцу, убедился, что так оно и есть.

- Какой же это негодяй, хотел бы я знать, - сказал сам себе Вершемет и тут же вспомнил кока Аксенюка. Он попробовал постучать в дверцу кулаком, по стук был таким слабым, что его пе могли услышать. Спустившись вниз, он положил на пол трос и лампочку, затем вынул из кармана спички и зажег одну. Огонь был слишком слаб, чтобы хорошо осветить помещение. Вершемету показалось, будто он сидит в глубоком погребе. Рассердившись, он топнул ногой и бросил спичку. Свет потух, и снова стало темно. Вершемет стал прислушиваться. Но услышал лишь писк крыс и глухой шум от трения льда о нос парохода.

Он решил поискать какой-либо тяжелый железный предмет, которым можно было бы постучать. Вынул из кармана полную коробку спичек и стал внимательно осматривать логово, в котором его заперли. Между железным ломом и обломками ящиков нашел фонарь. Вершемет подумал, что в боцманской кладовой обязательно должны быть свечи. В одном углу па полке нашел то, что искал. Теперь, вооруженный фонарем, в котором горела толстая стеариновая свеча, стал искать тяжелый предмет, которым можно было бы крепко ударить по железной дверце и дать о себе знать.

Ему бросились в глаза топор, молоток и лом. Взял лом и молоток. Лом, правда, был тяжеловат и не совсем удобен, но охотник хотел испробовать его в качестве рычага, чтобы открыть дверцу.

Через несколько минут он стоял па ступеньках и прислушивался, нет ли кого в кубрике. Там действительно кто-то был. Вершемет слышал, как он прошелся над ним да еще и пристукнул ногой, наступив па дверцу люка.

Охотник ударил несколько раз молотком по дверце. Но она не открывалась. В приступе безудержного гнева охотник изо всей силы, - а ее было у него немало, - заколотил молотком в дверцу так, что у самого в ушах загудело. Но и этот шум, поднятый им, не дал никаких результатов. Немного успокоившись, Вершемет взялся за лом. Он пытался засунуть его между дверцей и порожком люка. По лицу катился пот, но дверца не поддавалась.

Пароход как-то странно погрузился носом в воду, подняв корму вверх. На фоне обломков ледяного поля он напоминал пьяного, свалившегося среди улицы лицом в лужу, затянутую первой ледяной пленкой. Неприятный резкий ветер, словно з осеннюю непогоду, посвистывал вдоль левого борта и, подхватывая дым из трубы, уносил его далеко в оледеневшее морс. Корма так высоко поднялась вверх, что руль на три четверти выступал из воды. Торба, окруженный всей машинной командой, осматривал повреждения.

- Часа за три почините? - спросил его Лейтэ.

- Посмотрим, посмотрим… Может, и скорее. А где наш новый боцман?

- Пошел за тросом.

- Я знаю, что пошел, сам я просил его об этом, но почему он так долго не возвращается?

Слушая этот разговор, Аксенюк, Шор п Попов незаметно для других переглянулись.

- Аксенюк, - обратился к коку механик, - ну-ка, пойди позови Вершемета.

- А где я буду искать его? - недовольным тоном отозвался тот.

- В боцманской кладовой.

Кок больше не возражал. Повернулся и пошел. По лицу Шора пробежала усмешка; Степа заметил эту усмешку, но не понял ее значения. Он заметил еще, как Шор подмигнул Попову. «Что бы это значило?» - задумался Степа.

В ожидании, пока придет Вершемет с тросом, Торба велел принести несколько досок и начал мастерить помост и лестницу за кормой. Несколько больших досок бросили в воду на небольшие льдины. В крайнем случае, на этих досках можно было бы человеку удержаться.

Время шло, а Вершемет все еще не появлялся. Не возвращался и кок. Когда Торба спросил, где же они, Шор и Попов снова переглянулись. Их поведение не укрылось от зоркого глаза Степы. Юноша уже следил за кочегаром. Для него эти перемаргивания оставались непонятными, но он был уверен, что между машинистом и кочегаром существует какой-то сговор.

Степа имел основание подозревать этих людей. Он знал, что и Шор, и Попов, и кок Аксенюк - люди не особенно честные, да к тому же и моряки не ахти какие. В Архангельске им лишь случайно удалось попасть на пароход. Перед выходом в море в команде «Лахтака» не хватало людей.

Незанятого моряка в то время в Архангельске найти было невозможно. Огромное количество новых пароходов поглотило все кадры лучших моряков. Капитан Гагин с большой неохотой взял этих троих. Ни одна организация не рекомендовала их, к тому же ходили достоверные слухи, что их не раз списывали с других пароходов за контрабанду, пьянство и кражу пароходного имущества.

Когда стали переносить доски, Степа слышал, как Попов вполголоса сказал Шору:

- Пусть посидит моржовая свинья в саже… это неплохо…

А тем временем Аксенюк, пройдя в матросский кубрик, услыхал, что Вершемет колотит молотком в дверцу люка. Кок тихо засмеялся, вынул из коробки папиросу и закурил. Он слышал, как под полом злился охотник, потом догадался, что тот хочет чем-то открыть дверцу, но, глянув на задвижку, удовлетворенно сплюнул: задвижка крепкая, не поддастся. Выкурив папиросу, подумал, что уж очень долго «ищет» боцмана, и кинулся к дверце. Он отодвинул задвижку и деланно-испуганным голосом закричал:

- Кто там? Что такое?

В тот же миг от удара лома дверца подскочила и упала. Из люка появилась голова разгоряченного гневом Вершемета. Он готов был в порошок стереть негодяев, заперших его в трюме. «Это проделка проклятого повара», - подумал Вершемет. Но какие же удивление и возмущение выражались на лице Аксенюка! Казалась, сам Вершемет не был так возмущен.

- Кто это тебя там закупорил, дядя Юрий! Какой подлец?

- Это же ты сам, негодяй! - закричал Вершемет.