Сергей Беседин - Охотники за пармезаном

– Господа, – сообщил губернатор. – Я собрал вас здесь для того, чтобы обсудить возможность дальнейшей постановки балета «Щелкунчик», который владыка Пахом назвал оккультным.

– И продолжаю называть! – пробасил Пахом. – Бесовщина про оборотней!

– Я вас умоляю, – сказал раввин деликатно, – какая же это бесовщина, если она приносит в городской бюджет такой хороший гешефт. Оно вам надо – трогать этот балет?

– Давайте я хотя бы зачитаю либретто, – взмолился режиссёр.

– Бисмилляхи Рахмани Рахим, – провёл рукой по бороде муфтий. – Приступим с помощью Аллаха!

– Итак, – начал читать режиссёр, – балет «Щелкунчик» по одноимённой сказке Гофмана…

– Еврея? – встрепенулся муфтий.

– Вы нам льстите, – ухмыльнулся раввин. – Он немец.

– Аллаху акбар! – облегченно выдохнул муфтий.

– Композитор – Петр Ильич Чайковский…

– Содомит! – гневно крикнул владыка.

– Вы это мне? – удивился режиссёр.

– Нет, это я ему. Продолжайте!

– Действие первое. Рождественская ёлка в доме советника Штальбаума…

– Еврея! – торжествующе заключил муфтий и обличительно взглянул на раввина.

– Может быть! Наши люди есть везде, – философски сказал раввин. – Читайте дальше.

– Погодите! – вмешался муфтий. – Ёлку надо убрать. Ёлка – это исраф, бесполезная трата денег. И покупают ее только масрифы!

– А вы что молчите? – спросил губернатор у буддиста.

– Пусть будет елка, – согласился буддист спокойно. – Елка – это Будда. Все на свете есть Будда. Омммм…

– Давайте-таки оставим ёлочку, – поддержал его раввин. – Только справа пусть будет небольшая менора. И все гости будут кушать халу, макать ее в мёд и пить вино, чтоб они были здоровы!

– Вино – это харам! – разозлился вдруг муфтий. – Пусть пьют зелёный чай и прыгают через костёр. Навруз должен быть Наврузом.

– Стойте-стойте! – замахал руками режиссёр. – Так мы никуда не продвинемся. Словом, крестный отец Дроссельмейер дарит девочке Мари деревянную игрушку, Щелкунчика. Приходит ночь и Щелкунчик оживает…

Владыка Пахом перекрестился.

– Субханаллах! Его заколдовали джинны и сам Иблис! – суеверно ужаснулся муфтий.

– Я же говорил, что это наша еврейская сказка про Голема, – пожал плечами раввин. – Когда не могут придумать своё, то крадут у бедных евреев.

– Щелкунчик тоже есть Будда, – меланхолично заметил настоятель пагоды.

– Но из-под пола появляются мыши во главе с Крысиным королём, – продолжал читать режиссёр. – Они коварно нападают на Щелкунчика!

– Мыши – это не свиньи, – заметил муфтий. – Это халяль! Можно.

Раввин хотел сравнить нападение мышей с ХАМАСом, но посмотрел на муфтия и передумал.

– Все верно, – сказал буддист. – Девочка должна страдать. И Щелкунчик тоже. Жизнь есть страдание.

– Щелкунчик собирает войско из оловянных солдатиков и отражает атаку мышей…

– Мне этот балет не нравится, – кротко заметил буддист. – Слишком воинственный.

– Так ведь надо было покарать неверных, – возразил муфтий, задумавшись о чем-то своём.

– А почему он не попробовал с ними договориться? – пожал плечами раввин. – Можно было бы недорого предложить им какие-то подарки с ёлки.

– Есть отличная опера «Рождество», которую написала матушка Ираида, – примиряюще сказал владыка. – Ее и надо ставить вместо «Щелкунчика».

– Только переименовать, – предложил муфтий. – В «Православный Навруз».

– Если в третьем действии там будет обряд ташлих, то я не против, – развёл руками раввин.

– А мне уж и подавно все равно, – проснулся буддист. – Оммм…

На все это со стены безмолвно взирал портрет Пётра Ильича Чайковского. В свете люстры на мгновение показалось, что по его щеке прокатилась слеза.

НА ДНЕ

Фёдор Конюхов и Артур Чилингаров заявили, что в 2018 году планируют опуститься на дно Марианской впадины и оставить там российский флаг и православный крест.

(Из сообщений СМИ)

***

Когда над головой путешественников Щелингарова и Понюхова с грохотом захлопнулся люк, Фёдор осенил себя крестным знамением.

– Господи! – сказал он с горечью. – В самую преисподнюю спускаемся! Я, конечно, море люблю, полжизни там провёл. Чего только не бывало! В крайнюю мою ходку в шторм попал, три недели по волнам носило. Все продукты кончились. Пришлось ботинки сварить. Умял за милую душу! А когда и ботинки съел, то за шнурки принялся.

– Ну и как? – спросил Щелингаров с любопытством.

– Как макароны! Сварил и на дуршлаг откинул! Попробовал – не уварились! Ну, я их обсосал и в холодильник. Вроде и полегче в желудке стало. Так и питался неделю, пока меня круизный теплоход не подобрал. Достану, оближу и на место.

Он зажмурился, вспоминая те нелегкие героические дни.

– Фёдор! – позвал его Щелингаров негромко.

– Ась? – встрепенулся Понюхов.

– Я давно тебя хотел спросить – как ты там без бабы обходился?

– Неправильные вопросы ставишь, – покачал головой знаменитый пилигрим. – Это у бабы моей надо спрашивать, как она без меня. А меня от грешных мыслей псалтырь отвлекал. И глобус. Как совсем туго станет, раскручу его, пальцем ткну и думаю: «Ого, острова Паумоту! Вот здесь-то я ещё и не бывал! Не время тебе, Фёдор, помирать!»

– Фёдор! – опять окликнул полярник друга.

– Ну, што тебе?

– А ты знаешь, что я с собой ящик коньяка прихватил? Мы ж на дне собрались три дня просидеть. Я на пресс-конференции так и сказал – мол, задержимся во впадине для исследовательских целей. А ты сам подумай – чего там на дне исследовать? Татьяна-то моя выпить особо дома не разрешает.

Некоторое время они сидели в тишине.

– Артур, – вдруг сказал Фёдор. – А ты сам-то как без бабы в Антарктике был?

Жизнерадостный Щелингаров засмеялся, что-то вспомнив, и зашептал Фёдору на ухо, хотя, кроме них, никого в батискафе не было.

– Ты што? – поразился Понюхов. – Это ж пингвин! Это ж божья тварь! Нешто можно так!

Он даже чуть отодвинулся от Щелингарова, хотя внутреннее пространство батискафа этого особенно не позволяло.

– Ну пингвин же, – обиженно сказал полярник. – Не крокодил, и ладно.

Чтобы поднять свой тонус, Щелингаров достал первую бутылку коньяка, вытащил пробку зубами и сделал большой глоток. Глаза его потеплели.

Судя по показаниям глубиномера, прошли отметку в две тысячи метров. Вдруг корпус батискафа сотряс мощный удар, затем ещё один.

– Кракен! – закричал Щелингаров, и от ужаса сделал ещё несколько глотков из горлышка. – Чудище морское!

Меж тем кракен или тот, кто его напоминал, продолжал тарабанить по стенкам батискафа. Затем он обвил щупальцем аппарат и начал мотать его, как игрушку.

– Это за грехи наши наказание, – смиренно забормотал Понюхов. – Если я пойду и долиною смертной тени, не убоюсь зла, потому что Ты со мной; Твой жезл и Твой посох – они успокаивают меня.