охотники за фау

с партизанами в лесном массиве, мы бы организовали взаимодействие с ними. Есть сведения от разведгруппы?

— Сведения есть. До сих пор не обнаружили, ищут, — ответил начштаба

— Но ведь это не иголка в сене! — рассердился генерал Соболев.

...Дежурные телеграфистки особелно напряженно работали в эту ночь, Шифрованные и кодированные телеграммы посыпались в корпуса, в дивизии, «вверх». Маленькая

блондинка Катя Ступицина, улучив свободную минутку, спросила соседку:

— Маринка, почему ты относишься к Степцову и Баженову одинаково? Ведь они совсем-совсем разные.

— А как я должна относиться?

— Баженов влюблен в тебя, это же всякому видно!

— А мне-то что?

— А если б он предложил тебе выйти за него замуж?

— Какое это имеет значение? Я ведь не люблю его.

— Девочки, не отвлекайтесь! — предупредила Таисия Кульчицкая, худая молодая женщина в звании старшины, которую телеграфистки прозвали «селедкой».

— Ну, вот вы, старшина, скажите, — не вытерпела худенькая Аня Юрмашева, — разрешается любовь на войне или нет?

— Что за дурацкие вопросы! — строго ответила старшина. — Кончится война — обнимайтесь на здоровье, сколько угодно ..

Черная неприглядная ночь. Сечет мелкий дождик. В облаках над Ровеньковскими высотами отражаются огни: вспышки орудийных выстрелов, разрывы снарядов.

Осветительные ракеты освещают мертвым светом безлюдный склон. И вдруг гитлеровские солдаты слышат немецкую речь:

«Здравствуйте, друзья! Узнаете вашего сослуживца Альфреда Гута? Я жив, здоров, сыт, и не надо больше бояться, что тебя накроет катюша и ты не доживешь до конца войны. Я не один здесь, нас много, и мы довольны, что сдались в плен».

Раздается знакомый свист, снаряды летят в направлении говорящего. Ухает разрыв, второй. Но Альфред Гут давно уже переполз со своим рупором дальше, и снова над окопами немцев звучит его голос:

«Печальная новость. Страшный налет авиации на наши родные города...».

Красные светлячки трассирующих пуль летят роями. Одни мчатся на восток, другие мчатся на запад.

На левобережье над лесом то и дело поднимаются в небо красные раскаленные снаряды, но через две-три секунды их уже не видно.

Опять тьма. Но вот то здесь, то там на склонах внезапно возникают огненные вихри.

...В боевой сводке, принятой Мариной Луганской, значится: «Противник не проявлял активности».

Ночь. По Днепру бесшумно мчится катер. Его не видно и не слышно. На нашем берегу вдруг начинается пальба, взрывы гранат, крики. Катер исчезает в темноте. А через час, уже в другом месте, против города «Ключевого», снова катер врезается в наш берег. Выстрелы. Взрывы. Крики...

Капитан Степан Степцов диктует сержанту Марине Луганской:

«Противник производит дерзкие налеты на быстроходных катерах на заранее засеченные огневые точки. Цель налета, как показали пленные с этого катера, — захват языка».

— Мариночка, почему вы ко мне так переменились?

— Диктуйте!

— Вы не верьте старшему лейтенанту. Хвастался: я не Я буду, говорит, если не покорю Маринку! А сам к нашим машинисткам липнет... женатик.

— Диктуйте, или я позову дежурного.

— Что он вам наврал обо мне? - Эх, вы!..

Ночь. В лесном массиве идет советский разведчик. Ведет он себя отнюдь не так, как положено. Он не маскируется, не старается идти тихо. Наоборот, идет посвистывая, ломает сухие ветки, попадающиеся под руку, громко кашляет.

А позади него, метрах в пятидесяти, идут еще четверо. Идут тихо.

Уже третьи сутки разведчики бродят по лесу, разыскивают партизан. Не могут никого встретить. Выходили на опушку, к деревням, чтобы разузнать, где искать партизан, — деревни пусты, если не считать гитлеровцев.

Старшина, сибиряк Рябых, самый рослый и самый сильный. Он охотник. Он и в темноте видит так, как другие не видят при свете. Сам объясняет, будто «лицом чувствует» — где гуща, где поляна, близко ли вода. Слух у него отличный, но, при всех своих качествах, даже он не может обнаружить партизан.

Сейчас разведка возвращается домой. Старшина Рябых предложил младшему лейтенанту Ольховскому использовать последнее средство: вызвать на шум, на себя. Хоть бы окликнули его, пальнули в крайнем случае. Уже после этого как-нибудь объяснятся. Вряд ли сейчас здесь, в глухом лесу, будут немцы. А лес велик, ох, велик! Глубина леса — тридцать шесть километров, ширина — восемнадцать, площадь— шестьсот сорок восемь квадратных километров. Пойди найди партизан.

Землянки, оставленные ими месяца два назад, обнаружить удалось. Все вокруг было заминировано гитлеровцами. Разведчики разминировали.

Главную задачу они не выполнили, не связались с партизанами. Зато немецкую систему обороны разведали. Сплошных окопов нет. Деревья вырублены на один-два километра от берега, а дальше — лес. В лесу, вблизи Днепра расположились: в центре — крупное село,

закодированное «Орешек», на юге — курортный поселок Сосны, на севере, в километре от северной опушки, - село Луковицы, а за опушкой, на Ровеньковских высотах, — большое село Станиславовка, районный центр.

Между этими селами и теми, что на южной опушке леса (Герасимовкой, Поляновкой), по лесным дорогам регулярно курсируют танки и бронетранспортеры. С южной опушки леса, в районе Герасимовки, виден город «Ключевой».

К самой дороге выходили медленно и осторожно. Лес метров на пятьдесят вправо и влево от дороги был минирован. Саперы-разведчики предложили лейтенанту заминировать дорогу немецкими же минами. Он запретил.

Разведчикам предстояло идти влево, за «Орешек», где в кустах была ими спрятана лодка. Чтобы двигаться быстрее, они решили идти по дороге. Если пойдет очередной рейсовый танк, спрячутся.

Треск мотоцикла, приближавшегося со стороны Сосен, они услышали издалека.

— Компенсируем? — спросил старшина, любивший мудреные слова.

— А провод есть? — спросил лейтенант.

— А как же! — Старшина и сапер протянули провод через дорогу на уровне шеи мотоциклиста и крепко привязали к деревьям.

Мотоциклиста вырвало из седла, и он ударился головой о сосну. Мотоцикл вильнул вправо, опрокинулся. Сапер выключил зажигание, чтоб мотор заглох, а затем снова включил его: пусть выглядит все, как несчастный случай.

Мотоциклист с разбитой головой уже ничего не мог сказать. Зато его сумка с бумагами очень заинтересовала лейтенанта. Это был офицер из размещенного в Герасимовке штаба саперного батальона 74 ПД.

Второго они взяли за «Орешком». Это был связист. С ним было еще двое, но тех в стычке прикончили. Пленный, галичанин, говорил по-украински. То, что он сооб-

щил, надо было срочно передать по радио, но ведь засекут - не выпустят! Вот тут-то лейтенант и задумался. А если не передать по радио, а их потопят на обратном пути?