охотники за фау

— Что касается ведения нашего артогня по твоему вызову, имей в виду следующее: второй и третий дивизионы артполка будут работать только на тебя, а потребуется еще огонь — дадим, сколько надо. Организацию взаимодействия, равно как условные указания для авиации, сигналы и прочее уточнишь с Георгием Васильевичем. На тебя будут беспрерывно работать две наши мощные радиостанции. Можно считать установленным, что ночью короткие радиоволны иногда не проходят. Поэтому старайся передавать не ночью, работай не на штыре, а с двойной, тройной антенной. Ну, все это тоже уточнишь с Георгием Васильевичем.

В заключение командующий сказал:

— Помни: направление главного удара войск армии — «Орешек»!

Баженов даже не улыбнулся, хоть и знал отлично, что в действительности направление главного удара — Станиславовка. Он понимал желание командующего заставить его, Баженова, осознать всю ответственность возлагаемого на него задания.

О серьезности задания говорило и то, что на него будут работать целых два артиллерийских дивизиона, в их числе третий, укомплектованный двумя батареями тяжелых орудий калибра сто двадцать два миллиметра.

Уже перед самым уходом Соболев вернул Баженова, отвел его в сторону и спросил, глядя ему в глаза:

— Надеюсь, ты хорошо понимаешь, что ни при каких обстоятельствах не можешь сдаться в плен?

— Понимаю. Не сдамся!

— Отбивайся и пробивайся, но в плен не попадай. Теперь ты знаешь направление нашего главного удара и можешь оценить важность твоей миссии. Во что бы то ни стало разыщи партизан и организуй взаимодействие. Я в тебя верю. — Он крепко пожал руку Баженову.

Начштаба повел Баженова к себе. Около часа они работали, а потом был вызван летчик. Баженов его и раньше видел, но только сейчас с ним познакомился. Это был плотный, добродушный улыбающийся парень в унтах и шлеме. О таких говорят: «свой в доску» и еще: «особых примет не имеет». Все звали его Вася-Василек.

Начштаба уточнил методику выхода к месту посадки и еще раз повторил приказ:

— Если окажется, что сели у противника, — живыми не давайтесь! Постарайтесь пробиться к партизанам.

— Будет исполнено!

— Ни с кем больше не разговаривай, — обратился он к Баженову. — Ожидай в комнате моего адъютанта. Тебе все доставят: ватник, автомат, рацию, ракетницу и прочее.

Ночью начальник штаба отвез Баженова к самолету, Вася-Василек встретил их сообщением, что ему приказано не на бреющем лететь, как было задумано, а забраться на тысячу триста. Карту района приземления он изучил досконально.

Начальник штаба пожелал обоим успеха и обоих поцеловал. Командир эскадрильи дал Баженову свой шлем и очки.

Баженов уселся поудобнее, поставил рацию на колени, автомат сбоку, на пол. У него было одно стремление — действовать.

Аэродром находился поблизости от штарма; чтобы на ПО-2 пересечь Днепр на большой высоте, надо было еще на нашей стороне забраться повыше. Баженов, тоже хорошо изучивший карту, вначале не понял, почему самолет полетел не к Днепру, а в тыл: Вася-Василек «крутил спираль», поднимая «Уточку» к заданному потолку.

Однотонный, уверенный рокот мотора вдруг как бы захлебнулся. Самолет встряхнуло, у Баженова возникло ощущение, будто они проваливаются в воздушную яму. «Уточка» переваливалась с крыла на крыло, эта болтанка усиливалась, и Баженов мечтал сейчас об одном — лишь бы не укачало... Снизу доносился гул и гром, а здесь в вышине наступила тишина. Слышался только нарастающий свист ветра.

Баженов выглянул через борт. Внизу проплывает широкий темный проспект, кое-где неровно освещаемый редкими фонарями, парящими в небе. По обеим сторонам проспекта вихрится огненный карнавал — яркие вспышки залпов и взрывов, многоточия трассирующих цветных огоньков, взлетающие ракеты...

«Уточка» бесшумно пролетает над Днепром.

По ним не стреляют: то ли не заметили, то ли умыш-

ленно «не замечают»...

Вот и западный берег. Остались позади разноцветные огни на черном бархате. Снова затарахтел мотор. Внизу теперь тьма. Вверху, в разрывах туч — холодные звезды.

Юрий Баженов внимательно поглядывал на часы. Два километра в минуту — двадцать два разделить на два — одиннадцать летных минут от Днепра. Светящаяся стрелка компаса, укрепленного на запястье, указывает на правый борт: они летят точно на запад.

Чтобы не улететь к Герасимовке, они условились держаться в двух километрах от северной опушки. За ней виднеются яркие огоньки. Огоньки движутся попарно: фашисты ездят при включенных фарах. Где-то там — Станиславовка.

Справа, вдалеке, быстро замигали красноватые вспышки. Неподалеку от «Уточки» в небе стали быстро возникать и так же быстро гаснуть огненные кляксы: скорострельные зенитки на ощупь работали шрапнелью.

Семь минут. Восемь. Лес внизу стоит темный, затаившийся. Девять минут... Двенадцать. В чем дело?.. Не возвращаться же! А если так и не будет костров? Где садиться?

Почти одновременно они вдруг протянули левые руки вперед и вниз: костры! Наконец-то... Симметричные группы светящихся пятен быстро приближались. Согласно условию, Баженов должен был ударом по плечу дать сигнал приземляться.

Но радость исчезла так же быстро, как и появилась: на поляне было слишком много костров.. |

Много костров обещали им на лесосеке возле Герасимов-ки. Это было явно провокационное приглашение. Неужели они сбились с пути? Нет, опушка справа. Светящаяся стрелка компаса показывает направо. Это не Герасимовекая лесосека!

Почему же так много костров? Может, фашисты раскодировали радиограмму и захватили и эту поляну?

Среди множества разнокалиберных костров отчетливо виднелась буква Т: пять одинаковых костров с востока на запад и три в голове, с севера на юг.

Была бы одна эта буква Т - и не было бы никаких сомнений. Провокация или нет?

Приземляться или Нет, он не может вернуться в штаб. Не может! Как же быть?

Баженов сосчитал костры. Кроме костров в букве Т — еще пятнадцать. Какое же он как командир должен принять решение? Пункт четвертый приказа начинается словами — Я решил... «Я решил», — мысленно начал Баженов, но закончить не мог.

Летчик нетерпеливо оглянулся. Его командир высунул голову за борт и всматривался в огни, уплывавшие назад. Не дождавшись указания, Вася-Василек лег на обратный курс и снова пролетел вдоль костров, но уже с другой стороны. По ним не стреляли. А офицер почему-то не хлопает по плечу. Не решается, что ли?

Баженов тронул его за плечо и показал рукой — пройти пониже над буквой Т.

Самолет прошел бреющим полетом. У крайних костров отчетливо виднелись фигурки людей с запрокинутыми вверх лицами. Баженов поднялся и ударил летчика по плечу. Тот поднял руку: иду на посадку. Но еще дважды он пролетал над поляной, высматривая, как бы сесть так, чтобы не угодить в один из костров. «Вот олухи, — сердился он, — заставь дурака богу молиться...»