Приключения-74

Был рассвет, был апрель, а он, Борис Репнев, здоровый и сильный человек, должен был таиться как зверь на собственной земле, совсем недалеко от тех мест, где недавно работал. Он ненавидел эту настороженность, это вечное присутствие оглядки и страха в себе. Это его земля, а он должен был ходить по ней крадучись как вор. Он резко рванул с ремня котелок, нагнулся и зачерпнул черной воды. К черту эти мысли!

Воду надо вскипятить на костре. Копп уже должен был развести его у шалаша. Потом они съедят две оставшиеся галеты и двинутся дальше.

Разгребая руками ветки березняка, он выбрался к берегу, прислушался. Кричали сойки, потрескивало и поухивало болото. Как будто никого. Опасаясь пролить воду из котелка, он поднялся. Глухо лопнуло что-то в болотном брюхе. Запах гнили и тины поплыл над островком.

Он зашагал обратно. Темный конус шалаша чуть выделялся в дымчатом мареве окружавшего его березняка. Обходя кусты, чтоб не трещать сучьями, тщательно переступая хворост и валежины, он выбрался на полянку и замер от хряста и хрипа. Двое в ватниках и немецких пилотках заламывали руки брошенному на колени Коппу, а третий в ушанке, держа под мышкой «шмайсер», отталкивал Коппа ногой. Репнев, скованный котелком, осторожно потянул из-за пазухи парабеллум, и в тот же миг тот, который стоял к нему спиной, оглянулся.

Он встретил глазами вскинутый на уровень его лба зрачок пистолета и, падая, успел рубануть поверх Бориса очередью из автомата.

Репнев тоже упал, выстрелив пару раз наудачу. Эхо далеко разнесло и передало звук выстрелов. Репнев приподнял голову. Копп катался по земле, пытаясь сбросить с себя нападавших. Тот, что лежал, кричал кому-то:

— Юрка, заходи с фланга.

По шевелению кустов Репнев понял, что его обходят, и тут же осознал, что кричат по-русски. Но кто? Партизаны? Полицаи?

— Ребята! — крикнул он, прижимаясь к земле. — Не стреляй! Свои!

— Какие — свои? — спросил, привстав на колено, тот, кто первым заметил Репнева. Он щелкнул выброшенным рожком, вставил в автомат второй и поднялся.

— Коли свой — покажись!

Из кустарника по обе стороны от него высунулись дула еще двух автоматов. Один был наш — ППШ. Репнев встал.

— Оружие брось! — приказал первый.

Он швырнул на землю пистолет и пошел, чувствуя всем телом, как легко сейчас первой же очередью порвать жилы, раздробить кости и разнести вздрызг все то, что называлось им, Борисом Репневым.

Трое разглядывали его в упор. Первый — голубоглазый, со скандинавской челюстью и неожиданно небольшим женственным носом на массивном лице. Второй, русый парень в немецкой пилотке с залихватским чубом на лбу, с ножом на поясе, стягивающем ватник, и третий — коренастый чернобородый мужик с угрюмым, исподлобым взглядом. За ними бился и хрипел спеленатый Копп с кляпом во рту,

— Кто будешь? — спросил, голубоглазый.

Борис с надеждой разглядывал их. Но ничего, что говорило бы об их принадлежности к своим: ни звезды, ни красной повязки. Пилотки немецкие... Полицаи?

— Я врач... — сказал он, — вот добираюсь...

— Куда? — усмехнулся парень с овсяным чубом под пилоткой. — К нашим? Или ихним?

Репнев, мрачно осмысливая насмешку, молчал.

— Повернись, — скомандовал голубоглазый. Бородач хватко обшарил Репнева. Чубатый сходил и принес его парабеллум, и они тронулись.

Впереди шел голубоглазый, за ним, подталкивая стволами автоматов, вели Бориса. Руки ему больно стянули проволокой, и он, попадая в колдобину, неуклюже шел юзом, выставляя одно плечо, пока не находил равновесия. Чуть позади тяжело дышал Копп. Выцветшие его глаза смотрели перед собой. У Бориса стискивало сердце: что-то сейчас чувствует Ганс?

Они вышли на поляну, где стояли подседланные и навьюченные лошади, в опущенных на землю носилках бредили раненые, над ними склонялись здоровые, уговаривали, утешали. По всей поляне у костров готовили еду. В центре группка людей о чем-то разгоряченно спорила. Вокруг поляны у нескольких немецких пулеметов на разножках сидели молодые ребята.

Пока пробирались между кучками у костров к центральной группе, Репнев увидел парня в полной красноармейской форме и ахнул, задохнувшись от счастья, и тут же рядом с ним встал рослый человек в обмундировании немецкого десантника: пятнистой куртке, и штанах, тяжелых бутсах.

Репнева и Коппа подвели к группе, стоявшей в центре. Невысокий человек в армейской фуражке со следами звезды на околышке, в ватнике, стянутом поясом с кобурой, только что споривший с высоким поджарым человеком в гражданской кепке, резко повернулся им навстречу. Казавшиеся белесоватыми на коричнево загорелом лице глаза его вонзились в пленных.

— Где взяли? — спросил он хрипловатым быстрым тенорком..

— На Гнилухе, в Сычовом шалаше, — ответил голубоглазый. Он стоял вольно, придерживал локтем автомат, утирал пот со лба. — Один, говорит, врач.

— Обыскали? — спросил загорелый, не сводя с пленных напряженных глаз.

— Один при парабеллуме был, у другого — ничего. Бумаг никаких.

— Врач, значит? — нехорошо улыбаясь, спрашивал загорелый.

— Врач, — ответил Борис. Он так и не понял, с кем имеет дело.

— А это что за чемурило? — спросил загорелый, повертываясь к Коппу.

Копп тоже взглянул на него и пробормотал:

— Гросс гангстер ауф дер фильмен.

— Что он бормочет? — повернулся загорелый к остальным.

Смуглый улыбался.

— Говорит: бандит из кинофильма.

Теперь быстро засмеялся и загорелый и тут же оборвал смех.

— Почему в немецкой форме? — спросил он Коппа, но тот, не понимая вопроса, что-то бормотал себе под нос.

— Это австриец. Санитар, — сказал Борис, понимая, как неполно такое объяснение.

— А ты кто? Немец? — спросил загорелый, дернув ртом.

— Русский, — сказал Борис. — Я врач.

— Что крутишь, падаль? — внезапно бешено вскинул голос загорелый, — с кем в куклы играешь? Отвечай! Кто такой? Откуда идешь? Какое у тебя задание?

К ним подбежал парень в полушубке и папахе.

— Товарищ командир! От Попова болота — немцы!

Все вокруг сразу пришло в движение. Смуглый и те, что стояли рядом, кинулись к кострам, там зазвучала команда, заржали лошади, и зазвенело оружие. А Борис стоял, с трудом сдерживая рвущуюся из самого нутра счастливую хмельную улыбку: «Товарищ командир» — наши!

— Немцев много? — спрашивал загорелый.

— Рота, не меньше! — отвечал длинноносый.

— Взвод Зворыкина туда!

— Есть!

Командир повернулся, прижал бинокль к груди.

— Шибаев!

Голубоглазый здоровяк в ушанке шагнул вперед, оттеснив пленных.

— Возьмешь десять человек, попробуешь обойти немцев через Гнилуху. Кстати, посмотришь, что там у них в тылу!

— Этих куда? — качнул голубоглазый, головой указывая на пленных.