Приключения-84

Буробин улыбнулся. Он никогда еще не ел крабов, он даже не представлял их вкуса.

— Но крабы теряются перед тем, — продолжала восторженно Вероника, — что сейчас нам подадут.

— Что?

— Увидите, — наигранно блеснув глазами, прошептала Вероника. И тут же добавила: — Шампиньоны в сметане... Божественно!

Буробин сделал вид, что это сообщение его очень обрадовало. Посмотрел на собравшихся. За столом царило оживление. Все ели, пили, говорили... Особенно выделялся Новгородов. Он ел азартно, с аппетитом и притом не спускал довольных глаз с Вероники и Буробина. Ему, очевидно, прибавляло аппетита то, что он видел свою дочь рядом с воспитанным и к тому же симпатичным молодым человеком.

В самый разгар ужина в коридоре послышался звонок.

Новгородов даже поперхнулся. Кто бы это мог быть, говорил его встревоженный взгляд. Он направился к двери.

В коридоре пришедший — а это оказался Слепов — что-то прошептал ему. Лицо инженера от удивления вытянулось. Введя нежданного гостя в зал, он засуетился, не зная, куда его усадить. Потом попросил всех потесниться, посадил рядом с собой.

Кивком головы Слепов поздоровался со всеми, увидел Буробина.

— Очень хорошо, что вы оказались здесь, мне с вами попозже надо переговорить по нашему делу.

Новгородов тем временем, оглядев притихших гостей, сказал:

— Что это вы, друзья мои? А, понимаю, нужен новый тост. — Поднял рюмку. — Давайте выпьем теперь за Людмилу Васильевну, подарившую мне таких чудесных и милых детей.

И опять зазвенел хрусталь.

Вероника продолжала одолевать Буробина просьбами, вопросами. Надежда молча слушала их разговор и сдержанно улыбалась. Софью же, чувствовалось, тяготило свое присутствие за столом. Она с тоской смотрела на прикрытый рояль.

Новгородова как подменили. Он задумчиво вертел в руке вилку, словно забыв, для чего она предназначена, Было видно, что его одолевали заботы куда большие, чем еда или соседство Вероники с Буробиным. Наконец он не выдержал, поднялся.

— Милые наши дамы, надеюсь, вы не будете возражать, если мы, мужчины, на время покинем вас? — И, обращаясь к Буробину, добавил: — Николай Николаевич, вас я уж не буду тревожить, да и девушки не отпустят... А мы по старой привычке пойдем сразимся в покер.

Вероника радостно захлопала в ладоши.

— Спасибо, папочка, ты угадал. Мы его теперь никуда не отпустим!

Мужчины удалились в соседнюю комнату. Новгородов плотно прикрыл за собой дверь.

«Шельма, — подумал Буробин. — Они сейчас будут что-то обсуждать...»

Женщины, усевшись в уголке на диване, зашептались. Буробин и девушки перешли к роялю.

— Софьюшка, полонез Огинского... — попросила Вероника.

Софья бережно открыла рояль, села и, слегка откинув голову назад, как-то разом преобразилась. Куда вдруг девалось ее уродство. Она приподняла и опустила руки на клавиши. И в то же самое мгновение звуки радости и печали, нежности и боли заполнили зал... Буробин увидел руки Софьи, совершенно белые, с длинными нервными пальцами. Взгляд скользнул по Веронике, Надежде, задержался на двери, ведущей в соседнюю комнату.

«Почему все-таки приехал Слепов? Что они сейчас там делают? Как бы туда попасть? Может быть, попросить у девушек извинения и пойти покурить? Нет, пожалуй, нельзя — мое неожиданное появление может вызвать подозрение, насторожить коммерсантов. Логичней появиться там с кем-нибудь из девушек. Но как это сделать?»

Он стал припоминать, как выглядит эта небольшая комната, в которой собрались мужчины. Он туда входил с Драгиным покурить перед тем, как сесть за стол. Комната почти квадратная. Обстановка: обитый мягким плюшем диван, круглый инкрустированный полированный стол, полумягкие кресла, книжный шкаф. Ему представились полки, уставленные книгами в дорогих переплетах, на корешках золотое тиснение: Мопассан, Дюма, Стендаль, Чехов, Бунин, Лев Толстой, Лермонтов... И Буробин, когда Софья кончила играть, завел разговор о книгах.

— Так вы любите читать? — восторженно воскликнула Вероника.

— Разумеется, — сказал он.

— А что вы больше любите — поэзию или прозу?

— Поэзию.

— А кого из поэтов предпочитаете?..

— Лермонтова.

— Тогда, может быть, вы что-нибудь нам прочитаете?

Буробин сделал вид, что этот вопрос его несколько смутил.

— Вы знаете, после ранения и контузии у меня что-то с памятью не совсем в порядке... подзабыл.

Девушки сочувственно посмотрели на него.

— Но если у вас есть сочинения Лермонтова, я вам прочту. Когда-то в гимназии у меня что-то получалось... в общем, товарищам нравилось.

— У нас есть Лермонтов, я сейчас вам принесу, — обрадовалась Вероника и встала.

— Разрешите, я с вами, попробую сам выбрать, — поспешил Буробин.

Недовольно и настороженно встретили мужчины появление молодых людей. Новгородов даже привстал из-за стола. Взгляд у него был такой, словно его врасплох застали за каким-то интимным занятием. В комнате было накурено, карт не видно. Зато возле Лаврентия Петровича, который, когда они вошли, что-то оживленно говорил (Буробин разобрал всего несколько слов: «...восстание... ситуация.... время...»), лежал листок бумаги. На нем были нарисованы какие-то квадраты, кружочки, они были соединены между собой линиями, имелись надписи...

— Вероника, ты что? — озабоченно спросил Новгородов. И, не дожидаясь ответа, добавил: — Ты же задохнешься здесь, милочка!

Вероника смутилась.

— Папочка, извини, пожалуйста, мы сейчас возьмем только книгу — Николай Николаевич изъявил желание нам почитать Лермонтова.

Буробин не торопясь стал рыться в книжном шкафу.

«Что это у Лаврентия Петровича, план?..»

Мужчины сидели словно загипнотизированные.

Как быть, думал Буробин. Оставаться в этой комнате долго было рискованно, но уж очень хотелось ему рассмотреть этот листок... Он нашел томик, в котором был «Демон», и уже собирался уходить, как услышал голос Душечкина:

— Николай Николаевич, тут у нас вопрос к тебе есть, ты не мог бы задержаться.

— Вопрос? — удивился Буробин. Он подошел к столу, взял папиросу, закурил...

Лаврентий Петрович перевернул листок. Но Буробин успел кое-что разглядеть. У него не было никакого сомнения в том, что на нем был нарисован какой-то план. В центре листа в квадрате было написано «Москва», несколько ниже в кружочке — «Кунцево».

Новгородов подождал, пока выйдет дочь, прикрыл за ней дверь.

— Так что же это получается, Николай Николаевич, — услышал за собой Буробин чей-то голос. Оглянулся. Около него стоял Слепов. Вид у него был воинственный, злой. — Мы ясно договорились, что мне дадут два вагона, а дали... две платформы. Это что, шутка?

Буробин чуть было не рассмеялся. Когда он возвратился из Смоленска и рассказал о просьбе Слепова Мартынову, начальник предложил дать ему вместо вагонов платформы. Его поддержал Резцов.