Сергей Алексеев - Утоли моя печали

– Вижу… Постой, дай сосредоточиться. – Он обхватил голову руками и снова заметался по комнате. – Вижу с тобой девочку… С желтой лентой в косе…

– С желтой лентой?

– Да-да, и цыпки на руках… Кораблики пускали в ручье… Имени не вижу. Быстро говори, с кем пускал кораблики?

– Забыл… Цыпки помню, кораблики… Имя забыл! Юродивый облегченно вздохнул, будто штангу с себя сбросил.

– Едва-едва! Катей ее зовут!

– А ведь верно! – чуть оживился Гелий. – Катей… Боже Правый…

– Ты ей потом в первом классе чернильным пером в руку ткнул. И до сих пор осталось пятнышко, татуировка получилась… Сейчас, минуту! Посмотрю, жива ли она…

– Жива? Что ты молчишь? Жива?!

– Да, жива! – отмахнулся юродивый. – Не мешай… Мне надо почувствовать ее. спросить, поделится ли она энергией… Так, так, хорошо! Сейчас ей будешь сниться ты, она спит.

– Но почему – Катя? Почему – она?

– Отстань! Это твоя первая и высокая любовь.

– Она была… худенькая. И с цыпками! Да нам и было-то – по шесть лет!

– Потому любовь и осталась чистой. – Ясновидец взял Гелия за руки, отсутствующий взгляд делал похожим его на спящего. – Ты же в семь лет уже взгромоздился на двенадцатилетнюю девочку. Помнишь, на покосе, в шалаше?

– Это не я, – слабо воспротивился Гелий. – Она сама меня…

– Молчи… Не вспоминай.

– Научи! Научи меня, гений! Как ты это делаешь?

– Научить ничему нельзя, – проговорил юродивый, слегка сжимая его руки. Всякие знания всегда вторичны, потому что мы живем в мире чувств и тонких энергий. А поля их изменчивы, и все происходит так быстро, что любая наука всегда запаздывает, мертвеет и становится вчерашним днем. Первичны и живы только быстротекущие энергии, и когда-то люди брались за руки и водили хороводы. О, что это за чудо – человеческая рука! Это сверхпроводник, магнит и конденсатор одновременно! Помнишь, как приятно прикасаться к любимой женщине, ласкать ее руками, устами. И чем дольше длятся ласки, тем сильнее очарование, потому что происходит обмен тончайшими энергиями. Запомни: мы любим руками!.. И любим руки, даже если они в цыпках.

Карогод прикрыл веки, попытался вспомнить девочку Катю с желтой лентой, вызвать ее зрительный образ, но перед глазами стояли картины погрома в Грязной зоне…

Голос юродивого доносился издалека, прорываясь сквозь металлический звон прочного стекла.

– А энергия хоровода достигала такой силы, что ее поля превращались в единый столп, который достигал космоса. И тогда излечивались все болезни, прозревали слепые, обретали разум душевнобольные, заживали самые страшные раны и язвы. Не было в этом никакого чуда.

– Не могу представить, какая она, – пожаловался Гелий. – После первого класса Катя уехала… Куда – не помню.

– Она сейчас видит тебя во сне, взрослого, какой ты сейчас. Пускаете кораблики…

– Слушай, а она замужем? Или нет?

– Не мешай! Не могу отвлекаться… Не знаю, замужем, нет… Но спит одна.

– Где живет? Гений, скажи, где она? В каком городе?

– Я же тебе не хоровод! – рассердился юродивый. – Мы с ней вдвоем! Руки от напряжения трясутся… А что с ней завтра будет? Высосешь до капли, да еще сон такой сладкий… Любил бы ты всех так, как ее. Много женщин любить не грех, Важно, чтобы высоко и чисто… Мы бы сейчас такой хоровод составили… Называется «змейка». Это когда круг разрывается, и тогда вся энергия отдается одному человеку – первому, водящему,.. Мы перестали обмениваться своими полями, мы перестали здороваться, подавать руку. Техногенный разум диктует нам отношение к человеку как к машине, в которой можно заменить изношенную деталь. А нужны всего-то – магия слова и руки!.. Помнишь, в детстве, все игры, чтобы прикасаться друг к другу, потому всегда было ощущение счастья. Даже звери трутся друг о друга, обнюхиваются, облизывают… Контакт утратили и теперь погибаем каждый сам по себе, мертвеют наши души, слепнут глаза, пропадает слух. Одной выпивкой и спасаемся, да только она дает энергию не надолго, похмелье все отнимает. От наркотиков же вообще остается грязь… Вот и накапливаем грязную энергию. А заземляться разучились, не прилично ходить босиком. Тем временем в небе одна за одной сгорают наши звезды и превращаются в камень, холодный, мертвый камень…

Наконец Гелий вроде бы задремал под голос юродивого и на короткий миг слабой вспышкой мелькнуло видение – какой-то пенистый, стремительный поток и женщина в резиновой лодке, как в бумажном кораблике…

– Иди в Страну Дураков! – будто бы крикнула она и еще что-то добавила, но в это время ясновидец отпустил его руки, и все исчезло.

– Вставай! – приказал устало. – Целые сутки спишь.

Гелий вскочил, завертел головой.

– Сутки?! А представитель Главкома?..

– Он далеко, улетел в Южное полушарие и будет не скоро. Но нам все равно пора уходить из ада.

– Ты видишь так далеко?

– Вижу… Этот подводник Губский сбежал, и теперь большие проблемы. Пытается захватить авианосец «Энтерпрайз» в Саргассовом море… И ведь захватит. Ну, идем?

– Погоди! Плевать, пусть захватывает! – вдохновился Карогод. – Если ты так далеко видишь – скажи, где Страна Дураков?

– Что? Не знаю такой страны. – Юродивый что-то заподозрил, заспешил, потянул за рукав. – Давай, скорее, тебе опасно здесь находиться! Каждая минута отнимает энергию!

Они вышли в галерею и скорым шагом направились в лифтовый холл.

– Знаешь! Все ты знаешь! – говорил на ходу Карогод. – Скажи, где Катя? В Стране Дураков?

– Не знаю я! – отбивался и явно кривил душой ясновидец. – Какая Катя? Ничего не пойму!

– Ну та, с желтой лентой и пыпками на руках! Кораблики пускали!

– У тебя что-то с головой. Но ничего, это пройдет. Выйдем из ада на волю и все пройдет! Я говорю, подводник «Энтерпрайз» захватит в Саргассовом море, вот что меня волнует. А хоть закричись – никто не поверит!

В холле они чуть не столкнулись с подполковником-ракетчиком, который стоял с чемоданом и пританцовывал от нетерпения. Лифт опускался медленно, пронизывая пятидесятиметровую земную толщу, на табло выскакивали циферки, будто отмеряя время старта.

Он бросился к Гелию, заговорил, тараща глаза:

– Эти все – наповал! Все до одного! Ракетчик тряс Карогода.

– Это же ты, ты посадил Широколобых в триста седьмой блок! А это запрещено инструкцией! Сажать их вместе без присмотра! Даже двоих! Такие инструкции кровью написаны! Они же голубые! Сексуальное меньшинство! Грубо говоря, педрилы! Мозги – во, а ума – хрен! Вот они и затрахали друг друга насмерть! Содом и Гоморра! Бежать надо без оглядки! Чтоб не превратиться в соляной столп!

И видя, что не достучаться, он оставил Гелия, воздел к небу обезумевшие глаза и перекрестился неумелой рукой.

Лифт наконец опустился в ад и открыл двери…