Эдуард Маевский - Приключения профессора Браннича [litres]

– Если это девонский лес, – возразил профессор, – в чем я еще сомневаюсь, то с нами произошло что-то непостижимое.

– Говорите толком: в чем дело?

– Но я и сам не могу этого понять, а если бы и мог, то не захотел бы. Я предпочитаю сомневаться! – вскричал вдруг геолог, все более и более возвышая голос. – Так как, если бы я перестал сомневаться…

– То что?

– То я должен был бы сказать вам, что вы не встретите ни пастухов, ни пасущиеся стада, хотя бы мы обошли кругом весь земной шар!

– Успокойтесь, успокойтесь, профессор, зачем так волноваться, это вредно, – проговорил лорд.

– Ах, Боже, да неужели же я с ума сошел! Вчера я нашел силурийского трилобита, сегодня я в девонском лесу… Но нет, я в полном уме и то, что я вижу, не сон, а действительность. Знаете ли вы, что вчера еще этого леса не существовало!

– Что?!

– Я говорю, что если трилобит был настоящим, то вчера совсем еще не было лесов на земле; от вчерашнего до нынешнего дня прошли миллионы лет, и в морях должны были образоваться отложения в двадцать тысяч футов толщиной! Но… лучше не думать об этом, так как и вправду можно сойти с ума.

Лорд Кэдоган ничего не ответил. Видно было, что он делает над собой неимоверное усилие, чтобы не расхохотаться. Оба молча пошли рядом.

– Вы, кажется, сказали, профессор, что вчера еще не было этого леса? – спустя несколько минут спросил Станислав.

– Конечно! – ответил геолог. – В силурийском периоде не существовало наземных растений, не было даже мхов. Тогда были одни только водоросли. На материках растительность создавалась очень медленно, и почва для появления более крупных, совершенных растений подготавливалась в течение долгого времени.

– А животные?

– Животные были только морские и весьма несложной структуры. В девонский период животный мир также сосредоточивался преимущественно в морях. Если бы ты мог заглянуть вглубь девонского океана, ты бы увидел небывалое в силурийском периоде количество кораллов и аммонитов, родственников современным наутилусам или корабликам. Далее, не говоря уже о том, что все породы трилобитов подверглись значительным изменениям, что число их значительно поредело, что появились в большом числе морские звезды и морские ежи, – в море произошло событие необычайной важности.

– Что же именно? – спросил Станислав, чрезвычайно польщенный тем, что профессор ведет с ним серьезный разговор.

– Появились новые существа, обладавшие позвоночником, – ответил Браннич. – Вначале они мало отличались от кольчатых червей, к которым более всего приближались по форме и строению, но с каждым тысячелетием сходство это все более и более уменьшалось, и, в конце концов, они превратились в животных, которых мы называем рыбами.

– Так значит здесь есть рыбы, по вашему мнению, и нам будет чем подкрепиться?

– Здесь есть рыбы, но они далеко не такие, каких ты привык видеть в рыбных лавках и садках. Рыбы девонского периода, милый мой, вряд ли придутся тебе по вкусу. Рыбы, известные поварам и зоологам, большей частью покрыты чешуей и имеют твердые кости, тогда как у девонских рыб скелет хрящевой и большинство их или покрыты костяными пластинками – панцирные рыбы, или только кожей – акулоподобные. Некоторые подробности анатомического строения сближают их с земноводными, амфибиями, которые появились гораздо позже. Немногочисленные современные представители хрящевых рыб – семейство осетровых – осетр, белуга, севрюга, стерлядь, – акуловых и некоторых других – не дают достаточного представления о внутреннем строении девонских рыб. Что было в них истинно девонского, не сохранилось до нашего времени. Бронированный гигант динихтис с подвижной головой, имевший метр в длину, спорил тогда за пальму первенства с крупнейшими из акулоподобных. Напрасно зоолог стал бы искать теперь таких странных и причудливых рыб, как птерихтис и многие другие, которые наводняли тогдашние моря. Голова и туловище этих удивительных созданий были покрыты плотными щитками, представлявшими собой плотный панцирь и защищавшими их от ударов врагов.

– Но ведь враги могли напасть на незащищенную часть тела, – сказал Станислав, видимо заинтересованный всем услышанным.

– Совершенно верно, – ответил профессор. – Но дело в том, что задняя половина их тела всегда была зарыта в морской ил, и, нападая и защищаясь, они всегда старались скрывать от врага незащищенную часть.

– Очень ловко! – восхищенно воскликнул Станислав. – Даже не верится, чтобы какая-нибудь глупая рыба, да еще девонская, умела так искусно изворачиваться. Одного я понять не могу, как это делается. Рыбе нужна чешуя, и она покрывается чешуей… Нужен панцирь, и он к ее услугам.

– Тебе все это трудно объяснить. Здесь и наследственность, и приспособление к внешним условиям, и многое другое.

– Довольно вам разговаривать о рыбах, – прервал их лорд, все время о чем думавший. – Мы от моря уже далеко и потому надеяться на то, что удастся ими полакомиться, нечего. Но если мы, как вы сказали, в девонском лесу, то нельзя ли рассчитывать на какую-нибудь дичь?

– К сожалению, нет, лорд, – ответил геолог. – В девонских лесах не водится дичи. Кроме паукообразных и кое-каких насекомых, вы здесь ничего не найдете.

– Так что же мы станем есть? – воскликнул Станислав.

– Ничего!

– Если мое предположение верно, – загадочно улыбаясь, произнес англичанин, – то завтра у нас будете, что поесть. Впрочем, не завтра, а через много тысяч лет, – прибавил он, выразительно глядя на профессора, – но ведь это одно и то же.

– Приятно, нечего сказать… – проворчал Станислав.

Лишь только занялась заря, профессор Браннич, несмотря на дождь и туман, быстро вскочил на ноги и с увлечением принялся рассматривать почки мелких растений, собранные Станиславом. Лорд Кэдоган еще спал.

По лицу ученого пробежали тени, на лбу его собирались глубокие морщины; он хмурился, пожимал плечами и, наконец, воскликнул:

– Черт возьми, каменноугольный!

Восклицание это разбудило лорда, Он открыл глаза и, зевая, спросил, что случилось.

– Ничего не случилось, – отвечал Станислав. – Профессор сказал только: «Черт возьми, каменноугольный»!

– «Каменноугольный»? – живо переспросил лорд.

– Да, – безнадежно проговорил профессор. – Я не верю собственным глазам, а между тем…

– Это, однако, нехорошо, – произнес важно лорд. – Мы продвигаемся не так быстро, как следовало бы ожидать.

– Я вас не понимаю, лорд, – сказал геолог.

– Удивительное дело, – заметил Станислав, – я до сих пор ни одного цветка не встретил. Все мхи, папоротники и какие-то совершенно незнакомые мне плевелы.