Михаил Гришин - Остров с призраками

От такой несправедливости Пельмень надул свои толстые губы и перешёл на другую сторону, предупредив:

– Чтобы к моему окну никто не подходил. Я один буду всем махать.

И он расселся один, как скряга, захапав целое окно.

Поезд нырнул в сосновый бор, и вагон наполнился запахами хвои и лесных гвоздик. Верховой ветер гулял в вершинах сосен и гнул их вслед проплывающим облакам.

Пельмень тёрся носом о стекло и время от времени быстро оглядывался, опасаясь, что его конкуренты незаметно подкрадутся и тоже будут подглядывать в его окно. Из-за этого сам чуть не проглядел бревенчатую церквушку, одиноко торчавшую на полянке среди леса.

– Церковь! – заорал Пельмень, спохватившись, и, будто никогда не грозился и окна не захапывал, позвал: – Идите сюда! Скорее! Да скорее же!

Витьке и Вовчику, конечно, стало интересно, откуда здесь взялась церковь, и они перебежали на его сторону, крича:

– Где, где?

– Да вон же, вон! – орал возбуждённый Пельмень и тыкал пальцем в стекло.

Дядя Женя отложил газету и тоже посмотрел:

– Это не церковь, – сказал он. – Это часовня над святым источником, – и рассказал предание: – В этих местах когда-то жил святитель Питирим. Однажды, гуляя по лесу, ему сподобилось найти иконку Божией Матери. Когда он её поднял, на этом освящённом месте из земли и забил источник. Вода в нём оказалась целебная, и люди, которые её пили, выздоравливали. С тех пор источник считается святым, и паломники ходят сюда за водой. И так продолжается уже около четырёхсот лет…

– Вот это да! – воскликнули ребята, поражённые древностью источника.

Несомненно, что за четыре века из него пришлось попить ледяной водички и русским богатырям, распаренным славной битвой, и князьям со своими дружинами, пропылённым многодневными походами на неприятеля, и странникам, уставшим после хождения в чужой сторонке, и обыкновенным путникам, и даже святым, которых теперь давно уже и в помине нет, а источник остался и всё так же приносит пользу людям.

От этого ссора показалась настолько мелочной, что про неё вспоминать не хотелось, и остальной путь ребята проехали в хорошем настроении, свободно перебегая с одной стороны на другую, чтобы не прозевать интересное за окном.

При одной такой перебежке тяжеловесный Пельмень наступил своему отцу на больную ногу, и ребята вмиг притихли, а сообразительный Пельмень отсел подальше, чтобы отец не достал ему по шее свёрнутой газетой.

– Я нечаянно, – унылым голосом сообщил Колюня.

Дядя Женя сморщился, потряс головой и хмыкнул:

– Надеюсь. А если бы ты специально наступил, я бы вообще без ноги остался.

И в назидание на будущее нагрузил на своего легкомысленного сынка второй рюкзак, когда объявили остановку, а сам пошёл без всего, едва ступая на ногу, которая распухла до таких размеров, что с трудом вместилась в расшнурованную кроссовку и цвет имела блестяще-лиловый.

На лесном тихом полустанке, где от шпал пахло разогретым на солнце креозотом, путешественников встречал лесник Иван Петрович. Глядя на его длинную согбенную фигуру, никогда не подумаешь, что он мог один, «вступив в схватку с тремя вооружёнными браконьерами, скрутить их», как о нём писала районная газета «Трудовая новь». И только зелёная фуражка, похожая на пограничную, но с кокардой из дубовых листьев, придавала ему нужную солидность.

– Здорово, парни, – сказал лесник и крепко по-мужски пожал всем руки. – Как добрались?

– Нормально, – ответил дядя Женя, но острый натренированный взгляд лесника разглядел расшнурованную кроссовку, и он спросил: – Что с ногой?

– Пустяк, – отмахнулся дядя Женя.

– В лесу пустяков не бывает, – суровым голосом осадил его Иван Петрович и, присев на корточки, стал осматривать ногу. – Эге, да тут, парень, дела покруче, чем в военных фильмах. А, насколько я понимаю, запасную ногу ты с собой не прихватил, поэтому придётся тебе, Евгений, в город возвращаться… снимок делать.

После короткого препирательства дядя Женя неохотно уступил, сказав:

– Петрович, ты уж тут до моего возвращения пригляди за моими охламонами… Мало ли.

Лесник весело оглядел притихших ребят и подмигнул:

– А чего за ними приглядывать? Они парни самостоятельные!

Витька, благодарный за то, что Колюнин отец оставляет их одних на кордоне, подобрал толстую сучковатую палку и подал ему:

– Вот, дядь Жень, возьмите… Всё легче будет идти…

Дядя Женя повертел палку в руках и хмыкнул:

– Ну спасибо… заботничек!

Когда все отсмеялись, лесник уже на полном серьёзе поинтересовался:

– Ты сам как… доедешь?

– С таким инструментом, – заверил дядя Женя, – хоть на край света! – и он наглядно продемонстрировал, как пойдёт на край света: опираясь на палку, проделал пару шагов в сторону и обратно.

– Ну, смотри! – Петрович хлопнул его по плечу и, обращаясь к ребятам, скомандовал: – По коням, парни!

Насчёт коней он, конечно, пошутил, потому что их не было, а была одна рыжая лошадь, запряжённая в телегу с резиновыми колёсами – наверное, от какого-нибудь трактора. К ней и направился лесник широким шагом. Витька, Пельмень и Вовчик пошли следом, переглядываясь и толкая друг друга локтями.

Вовчик со всех сторон обошёл лошадь, даже заглянул ей под пузо, будто собирался увидеть там моторчик…

– Ты что ж, лошадь никогда не видел? – удивился Пельмень.

– Почему, – пожал плечами Вовчик, – видел.

– Где ты мог видеть? – стал допытываться настырный Пельмень и подковырнул: – Если только в телевизоре!

Но Вовчик на слабоумного Пельменя не обиделся, а честно сознался:

– На картинке.

И в очередной раз, подтверждая свою учёность, отчеканил:

– Лошадь – крупное непарнокопытное животное семейства лошадиных.

– Это точно! Сейчас лошадь только на картинке и увидишь, – разделил Вовчиков взгляд Петрович. – В телевизоре там всё больше меринов показывают. И знаете, каких? – он хитро прищурился.

– Знаем, – ухмыльнулся Витька. – «Мерседес» называется.

– Во, во! Заграничных меринов видим больше, чем своих родных лошадок. Дожили…

Захапистый Пельмень и тут успел захватить самое интересное, заявив:

– Чур, я буду рулить!

– Рули, – разрешил лесник.

Витька, имевший опыт общения с лошадьми (однажды в деревне знакомый дядька подвозил его до бабушкиного дома), авторитетно сказал:

– Лошадью не рулят, лошадью правят.

Но Пельмень сделал вид, что не расслышал, и, усевшись впереди, натянул вожжи, заорав на весь лес:

– Пошла!

Несмотря на его зычный голос, лошадь продолжала стоять, как ни в чём не бывало, будто команда относилась не к ней.

Опозоренный Пельмень смутился и, чтобы окончательно не пасть в глазах лесника, схватил короткий кнут и стал размахивать им над своей головой с такой скоростью, что сидевшие в телеге испуганно пригнулись, чтобы им не досталось по ушам.