Игорь Журавлев - Таня. Чужая среди своих

А вокруг цвела весна, природа, словно тихонечко звенела в унисон ее чувствам. Птицы вокруг пели только для нее и даже деловито носившиеся над кустами шмели жужжали исключительно в ее честь. За прошедшую неделю почти на всех деревьях набухли почки и кое-где уже проклюнулись ярко зеленые, еще липкие листочки. Ослепительно сияло солнце, а Таня впервые подумала о том, что, может быть, она просто сошла с ума и это все бред ее больного мозга. И на самом деле, она сейчас где-то в дурке лежит, скованная смирительной рубашкой и напичканная лекарствами. Но тогда, тут же пришла другая, очень странная мысль, – тогда вообще нечего бояться.

– Саша, – спросила она вслух, хитро наклонив голову, – ты что, влюбился в меня?

И с интересом стала наблюдать за тем, как он краснеет, загадав, что если он сейчас признается в любви, то все у них будет как надо. И, следует отдать пареньку должное, он справился с собой, остановился и, развернув ее к себе лицом, и твердо поглядев прямо в глаза, ответил:

– Ага, втюрился по самые уши и, кажется, даже жить без тебя не могу.

– То есть, ты меня любишь? – дотошно уточнила Таня.

– В самую точку, – кивнул он, – очень люблю. А…, – Саша замялся, – ты?

Таня мягко улыбнулась, буквально физически ощущая свою власть над этим умным и сильным парнем, и пьянея от этой власти.

– Саша, я ведь тебя вижу впервые в жизни, – здесь она немножко покривила душой, видный десятиклассник был предметом тайных страданий многих девчонок, но ему это знать ни к чему. Поэтому она мягко сказала, добавив нотку обворожительности и еще одну совсем уж крохотную соблазнительную нотку в свой голос, отчего он даже вспотел:

– Ты мне нравишься, иначе бы я с тобой просто не пошла. Но… дай мне немножко времени, хорошо?

И улыбнулась так, что скажи она ему сейчас, чтобы он сделал все, что угодно, и он тут же сделал бы все, что угодно, даже не спрашивая зачем.

Ночь прошла, как бы это сказать проще… в томных девичьих снах – пафосно, да, но проще не скажешь. Ей снилось, как они целовались с Сашей, и почему-то вокруг цвела белая сирень. Во сне Таня точно знала, что это именно сирень, а не черемуха и почему-то это было крайне важно. Настолько важно, что даже во сне Таня умудрилась подумать о том, что это надо запомнить, когда она проснется. И тут же проснулась от маминого голоса, ультимативно напоминавшего ей о том, что пора вставать, а то в школу опоздает. Пришлось вставать, но про белую сирень она зачем-то запомнила. Знать бы еще зачем, вне сна эта деталь казалась не имеющей никакого смыслового значения.

Первой мыслью Тани была «Сегодня у нас третье свидание!». Одеяло тут же отлетело в сторону, и новый день начался. Однако, как оказалось, начало этого дня стало совсем непростым, да и радостным его назвать было трудно. Впрочем, это с какой стороны посмотреть.

Уже на подходе к школе она увидела ту самую неизменную компанию из четырех подруг, что раньше очень любили над ней издеваться. Последнее время они притихли, не зная, как теперь себя вести, но сейчас явно что-то задумали. Явно, на что-то решились. Тане сразу стало это понятно, и тут же внутри прозвучал сигнал тревоги, Тетушка на основании выражения лиц, прищура глаз, определенных поз и еще множества факторов поведения четырех девушек, преградивших дорогу Тане, выдала практически точный (99, 999%) прогноз дальнейшего развития событий. Ее решили проучить, если еще точнее – поколотить хорошенько, поэтому и выбрали это место в отдалении от школьных ворот.

Кто-то, возможно, спросит, за что? И это действительно тот еще вопрос, на который сами эти девчонки, если бы и ответили, то, скорее всего, что-то невразумительное, типа: «да она сама постоянно напрашивается», «чтобы не выделывалась», «пусть не думает о себе слишком много» и прочую ерунду, которая, конечно, не имеет никакого отношения к истинной причине. Они и сами понимают эту причину смутно. Хотя причина на самом деле проста, как тополиный пух в июне. Конечно, лишь та, которая лежит на самой поверхности. Они обиделись на Таню за то, что она лишила их веселого развлечения. Но если копнуть чуть глубже, то выяснится, что своим внезапным преображением она поставила крест на их самооценке. Теперь, глядя на Таню, подсознательно они понимали, что больше не являются одними из самых признанных красавиц школы. В сравнении с расцветшей изысканной розой Таней, они теперь казались не более чем простенькими одуванчиками. Одуванчики тоже имеют свою прелесть, но рядом с розами их никто никогда не ставит.

Таня понимала, что этот прогноз, выданный Тетушкой, действительно реален, поскольку вот эта конкретная компания была не раз замечена в том, как они руками, ногтями и ногами «учили» тех девчонок, что перешли им в чем-то дорогу. Она знала также из мировой практики и психологии, да и просто из жизни, что женская подростковая драка проходит часто гораздо жестче драки между подростками-мальчишками. Если у ребят могла быть драка до первой крови или, скажем, устанавливались правила, согласно которым ногами бить запрещалось, то драка подростков-девочек – это всегда бой без правил. То есть, такой бой, единственным правилом которого является – никаких правил! Девочка-подросток в драке использует любую возможность нанести противнице максимальное поражение любым возможным способом, совершенно в процессе драки, не думая о последствиях. Выдранные клочья волос, расцарапанные в попытке добраться до глаз щеки, удары узкими носками туфелек и острыми каблучками в любое место, какое подвернется – вот так выглядит обычная, вполне рядовая девчоночья драка. Положение спасает лишь то, что девочки все же в целом слабее мальчиков, мышцы, так необходимые в драке, у них развиты обычно меньше. А потому последствия таких жестоких драк чаще бывают не такими страшными как у мальчишек, но уж точно не менее болезненными.

Все это пронеслось в голове у Тани даже не мгновенно, а гораздо быстрее (Тетушка назвала цифру, но Таня ее не поняла), а потом произошло то, что Тетушка назвала «боевой трансформацией первого уровня». С виду ничего не изменилось, но кожа у Тани мгновенно приобрела такую твердость, что даже танковый снаряд, выпущенный в упор, не причинил бы ей никакого вреда. При этом гибкость тела не только не уменьшилась, но наоборот, невероятно увеличилась, наряду со скоростью реакции и скоростью принятия решений. Ногти на руках Тани, которые она лишь недавно начала отращивать, пытаясь делать маникюр, приобрели твердость алмаза и остроту бритвы. По сути, это были уже не ногти, а самые настоящие когти. Глаза отмечали уязвимые болевые точки на теле противниц, о которых еще минуту назад Таня не имела ни малейшего представления.