Ирина Енц - Медведи тоже умеют любить. Камень Демиурга. Книга первая

Я похлопала на него глазами. Для меня все сказанное им показалось какой-то абракадаброй. А самое главное, вопросов только прибавилось. Но, как известно, чтобы получить правильный ответ, нужно задать правильный вопрос. А у меня в голове была каша, примерно из одних междометий и отдельных слов, и сформулировать этот самый правильный вопрос никак не получалось. Что еще за диковинная защита? В каком это смысле? От кого? И вообще, кто такой этот Турал, о котором я и слыхом не слыхивала? Нужно было немного времени, чтобы все как следует обдумать. Один, увидев, что я впала в некую задумчивость, вспомнил про чай. Он поспешно поднялся, убрал чайник с плиты, залил кипятком приготовленные травы, и принялся накрывать на стол. Две чашки, наполненные ароматным настоем из летних трав, нарезанный большими ломтями хлеб, по-видимому, выпеченный здесь, в этой печке, и глиняная мисочка с, истекающими медом, пчелиными сотами. Вот и все нехитрое угощение. От чашек шел горячий пар. Один, по-видимому, решил переключить меня на другую тему, потому что спросил:

– Ты говорила о чужаках. Расскажи подробнее, что за люди.

Я едва пожала плечами.

– Да я и сама толком не поняла. Ни таксаторы, ни геологи, ни охотники. Для охоты на серьезного зверя еще рано. А оружие, которое было при них, именно для серьезной охоты и предназначено. Пять человек на лошадях, хорошо оснащены для длительного пребывания в тайге. С ними проводник, что само по себе наводит на определенные размышления. Да, и на туристов тоже не похожи. И совсем непонятно, что они в наших краях забыли. Ехали в сторону деревни. – Я замолчала, не зная, как еще могу описать виденных мною людей.

А Один глубоко задумался. По лицу было заметно, как сильно его обеспокоила моя информация. Да, и чего уж лукавить! Я с того момента, как только увидела этих пришлых, сама испытывала какое-то чувство тревоги, истоки которой до сих пор не могла обнаружить. Наверное, поэтому, я с преувеличенным оптимизмом добавила.

– Как только вернусь на базу, сразу съезжу в лесничество и у Саныча все узнаю. В деревне без него и мышь не проскочит, и петухи не закукарекают.

Но мои слова мужчину не очень успокоили. Он просто кивнул головой в знак согласия, и опять о чем-то задумался, вертя в руках свою чашку с чаем. И, судя по всему, мысли у него были беспокойные. Чтобы как-то отвлечься от все возрастающей тревоги, я взяла осторожно большую чашку, кстати, вполне себе цивильную, фарфоровую с золотой каемкой по самому краю, и сделала маленький глоток. Вкус напитка был потрясающим. Я смогла определить только душицу и кипрей, но скорее всего, там еще были молодые еловые побеги, которые придавали вкусу едва заметную горечь и терпкость.

Только я открыла рот, чтобы выразить свой восторг от вкуса чая, как на улице грянул раскат грома, да такой, что вся изба затряслась, и тут же сразу громко, с каким-то несвойственным лошадям подвизгиванием, заржала Люська. Я сорвалась из-за стола, чуть не опрокинув на себя кипяток из кружки, схватила карабин и выскочила на улицу. Небо над головой потемнело, туч из сизых превратились в иссиня-черные, как крыло ворона, ветер пригибал верхушки деревьев, травы полегли на землю под его свирепыми напорами. С каким-то человеческим стоном, в котором была слышна смертная мука, огромная ель на опушке повалилась на землю, выворачивая корень. Люська металась возле березки, стараясь сорваться с привязи. Преодолевая сильные порывы ветра, я устремилась к лошади, чтобы ее хоть немного успокоить. Но, кобыла словно обезумела. Она вставала на дыбы и била по воздуху передними копытами, не давая к ней подступиться. Внезапно рядом появился Один, и вытянув вперед руку небольшими шагами направился прямо к разъяренной лошади издавая какой-то замысловатый свист. Люська перестала дыбиться и опустила на землю копыта, продолжая бешено вращать глазами. С ее морды свисала клочьями пена, она вздрагивала всей шкурой. Но, когда руки мужчины коснулись ее морды, стала быстро успокаиваться, и только продолжала громко всхрапывать.

Один обернулся ко мне, и громко произнес:

– Ее надо увести под навес с другой стороны дома. Сейчас начнется ливень…

Я согласно кивнула, очень впечатленная тем, как он успокоил лошадь. Подошла к Люське и принялась ее гладить по морде, приговаривая:

– Бедная моя девочка… Напугалась грозы… Ничего, милая, потерпи. Скоро все пройдет, и мы поедем домой. Сейчас отведем тебя под навес. Там тебя гроза не достанет…

Один отвязал повод, крепко зажав его в кулаке, и повел лошадку к другой стороне дома, где был сколочен навес для дров. По летнему времени, дров было совсем мало, так что, для Люськи места там было вполне достаточно. Он привязал лошадку за большое металлическое кольцо, вбитое прямо в стену, и вопросительно посмотрел на меня. Я, отвечая на его немой вопрос, помотала головой:

– Я останусь с лошадью. Гроза только началась. Ей будет здесь одной страшно.

Он спокойно кивнул, словно ожидая от меня такого ответа, и присел на большую чурку, стоявшую неподалеку. И в этот момент, раздался сильный треск разряда. Где-то совсем рядом, сразу несколько огненных изломанных струй ударили в землю, а через секунду прогремел, словно выстрел из огромной пушки, гром, раскатисто и грозно, сотрясая землю. И на тайгу сплошным потоком обрушился ливень. Я крепко обняла лошадь за шею, глядя из-под навеса на это буйство природы, вдыхая влажный, напитанный озоном воздух. Мне хотелось кричать, выскочить наружу, и подставить лицо под эти хлесткие водные струи, напиться ими, как родниковой водой напивается путник в жаркий день, впитать в себя эту ярость небесного боя. Мне казалось, что если я сейчас этого не сделаю, то переполняющая мое тело энергия просто разорвет меня на части. Я прокричала, стараясь пробиться сквозь вой и грохот бури, обращаясь к Одину:

– Ты присмотришь за ней?

Он кивнул, с удивлением глядя на меня. Но его удивление быстро сменила тревога, когда он увидел, как я скидываю с себя камуфлированную куртку, и быстро стягиваю с ног ботинки. Не иначе, он решил, что у меня что-то неладно с головой. А мне было все равно, что он подумает обо мне в этот момент. Для меня перестал существовать весь окружающий мир. Для меня в данный момент существовала только эта гроза, как некая часть моей сущности, с которой я должна была воссоединиться. Я вылетела из-под навеса, и закружилась, подняв руки и лицо к обезумевшему небу, словно стараясь объять, впитать в себя эту веселящую ярость. И гроза ответила мне новой вспышкой молнии, которая, казалось, прошла прямо через меня. Было ощущение, что я поднялась над тайгой в недосягаемые высоты, где рядом со мной не было никого, только яростные вспышки молний, хлещущие струи воды, да оглушающие раскаты грома.