Андрей Ра - Демитрикая

Это хорошо, ибо топор как оружие не воспринимаю, и орудовать им не умею. Топор нужен только, чтоб дрова рубить.

– Неплохо, – проговорила Эммилия, подходя ко мне. Она со всеми своими врагами тоже, естественно, справилась и даже не запыхалась. Вот блин.

Она протянула мне кожаный бурдюк с какой-то жидкостью.

– Держи, умойся – у гоблинов кровь ядовитая.

Я взял у неё бурдюк и принялся смывать с себя кровь последнего убитого мной гоблина.

Умываясь, я краем глаза заметил какое-то движение у кустов: лучник. Думать было некогда. Я никогда не болел благородством, но всё же плечом толкнул Эммилию в сторону и приготовился сам отпрыгнуть, но не успел. Стрела вонзилась мне в грудь и, похоже, задела сердце. Да какая разница – я уже труп, в глазах резко потемнело, и я свалился на землю.

***

Гоблин, терпя жуткую боль в поджаренной ноге, подполз к своему сгоревшему приятелю и взял его лук. Тетива цела, повезло. Посмотрев туда, где только что был бой, он узрел главного врага – вампиршу. Да, им приказывали взять её живой, но, похоже, приказ придётся нарушить. Гоблин, судя по всему, всё равно не жилец, так хотя бы её с собой заберёт. Напрягая помутившееся зрение, он прицелился и отпустил тетиву.

Проклятье! – прошипел он, увидев, что промахнулся, и сразу же взвыл от боли – выпущенный вампиршей огромный огненный шар испепелил его дотла.

***

Уничтожив гоблина, Эммилия присела от резкой усталости и сжала в кулаке амулет, что висел у неё на шее.

Амулет носил название «Слезинка», его Эммилии подарила Тамика, императрица вампиров. Он хранил в себе определенный запас магической силы, использовать которую мог только владелец амулета. Сила, освобождённая из «Слезинки», прогорает быстро, но порой и одного заклинания может быть достаточно для того, чтобы переломить ход сражения. Или спасти чью-то жизнь.

Использование магии значительно ослабило вампиршу, и она принялась черпать из амулета силу. «Слезинка», выполнив своё предназначение, треснула.

Эммилия сосредоточилась и, закрыв глаза, глубоко вздохнула и мысленно настроилась на поиск жизни. Открыв глаза, она принялась тщательно осматривать окрестности. Никакой жизни она не видела – значит, все враги мертвы. Что же касалось тех, кто им не был враждебен – в Проклятых холмах никто не жил. Даже животные и птицы стороной обходили эти жуткие места.

Она посмотрела на истекающее кровью тело её нового смертного друга, который за последний час дважды спас ей жизнь, – в нём ещё тлел маленький огонёк жизни. Стрела едва задела сердце, ещё бы чуть выше – и всё. Эммилия небрежно вырвала стрелу из его груди, не особо заботясь о дальнейших повреждениях. Хлынул пульсирующий поток крови, её сладкий запах мгновенно защекотал ей ноздри. Вампирше с трудом удалось сдержать себя, чтобы не вцепиться в горло парня мгновенно.

– Ты будешь жить! – произнесла она ему.

Эта фраза эхом разлетелась в пустотах души вампирши, пробуждая старые воспоминания.

Зубы сразу свело, и, глубоко вдохнув чудесный аромат свежей жизни, Эммилия медленно прокусила парню шею. Вампирша почувствовала слегка солоноватый вкус крови, она сосредоточилась и направила свою энергию, частичку себя в душу Алказара. Эм сделала два небольших глотка и с трудом оторвалась от его шеи – кровь так возбуждала, будоражила и опьяняла, особенно после битвы. И магическое истощение тоже давило на неё, ведь силы, почерпнутые в «Слезинке», уже прогорали. Было в крови человека что-то сильное, древнее, обжигающее и до боли знакомое, но вампирша не могла вспомнить, что именно.

Затем Эммилия, порезав себе запястье, выжала несколько капель в рот Алказару: теперь он умрёт, как человек, и возродится, как дитя ночи. Что ж, это её дар ему, большего она сделать не могла.

– Теперь ты будешь жить, но за мной ещё один долг, – произнесла Эммилия, взваливая на себя тело Алказара. И поспешила вместе с ним в сторону пещеры, где когда-то находился портал – к её убежищу, там она часто бывала в своё свободное время. Только там она могла свободно предаться воспоминаниям и эмоциям, что накопились у неё.

«Надо спешить, солнце будет светить ещё довольно долго, а превращение в вампира проходит в среднем за час. Если он окажется на солнечном свете, тогда все мои усилия будут напрасны» , – подумала она.

И Эммилия в быстром темпе двинулась вперёд, стараясь не обращать внимания на усталость, что медленно подкрадывалась к ней.

Спустя некоторое время вампирша добралась до спасительного убежища и позволила себе расслабится. Скинув ношу вне досягаемости солнечных лучей, она выпрямилась и размяла плечи. Сняв с пояса фляжку, допила остатки крови.

Стараясь не думать о том, где бы пополнить запасы, Эм вновь подняла Алказара и двинулась дальше вглубь пещеры.

«Сильный, однако же, этот смертный – он должен был умереть и стать вампиром ещё час назад, но всё ещё жив. Какая воля и стремление жить. Но чем больше он будет сопротивляться, тем больнее ему будет» , – размышляла Эммилия, проверяя пульс парня. Тихий, но всё же есть.

Алказар лежал на спине без сознания, но постоянно бредил. Конечно, сейчас у него вся жизнь пролетает в сознании, и он чувствует всё, что испытывал с самого рождения до этой минуты. Не особо завидное положение, не каждый может это выдержать и сохранить свой рассудок. И всё же парень из последних сил цеплялся за жизнь.

Эммилия положила руку ему на лоб и попыталась определить источник этого фактора выживания. В ментальной магии она была не очень сильна, однако даже её способностей хватило, чтобы понять: всё дело в воспоминаниях. Воспоминания были свежими, очень болезненными, произошло в его жизни что-то, что не давало ему сделать выбор и уйти за грань. Особенно сильно ощущалось чувство вины. Но Эммилия не могла увидеть, с чем это связано, она не знала, какую высокую цену ему пришлось заплатить за вход в этот мир. Он просто не мог умереть теперь.

Вампирша сосредоточилась и установила ментальный блок на эти воспоминания. Алказар сразу же успокоился, и стук его сердца начал стихать.

Теперь осталось только подождать его пробуждения.

***

Боль! Жуткая головная боль. Опять.

«Чёрт, это скоро войдёт в привычку, – подумал я. – А что, собственно, случилось?»

Уже зная, что делать, я решил полежать и не шевелиться, пока боль не утихнет, подумать, так сказать, пораскинуть тем, что осталось.

Я вспомнил Эммилию, засаду, бой с гоблинами (жесть, я там был крут) и стрелу, убившую меня. Стоп, стоп, стоп. Если я мёртв, почему же лежу тут и рассуждаю? А! Я, наверное, забыл, что мёртв. Ну вот, вспомнил. Всё, пора умирать, нет? Может, я в загробном мире? Ну всё, чёрный юморок проснулся нежданно-негаданно, пришёл и шутит тут, мерзавец.