Наталия Туркина - Большие истории маленького Вовки

Так за разговором просидели до полуночи. Гости за стенкой тоже притихли. Ночная тишина накрыла деревню. Кирилл убрал свой стакан. Хватит на сегодня, и так хорошо посидели. Сергей поддержал друга. Обсудили вопросы по бизнесу. Майер дал дельные советы, Сергей даже кое-что записал в рабочий блокнот, чтоб к утру не забыть. Белов искренне порадовался и поддержал решение Кирилла жениться:

– Смотри, Кирюха, передумаешь, я Женьку с пацаном заберу. Не посмотрю, что ты друг. Нравятся мне эти ребята. И Ваське тоже. Понял?

– Понял, Серега. Только зря ты на это надеешься. Я уже и кольца купил. На Новый год к отцу их повезу.

– Это правильно, – разомлевший Белов завалился на диван и зевнув, передал плед и вторую подушку Кириллу на раздвижном кресле. – Ты, друган, их то спрашивал, согласны ли они с тобой жить, или ты один без них все решил?

Кирилл вздохнул:

– Вот и приехал, сегодня хотел их спросить. А тут такое дело. Поругались мы немного с Женей из-за ерунды какой-то. А потом этот козел приперся, и я психанул. Ушел, ничего не сказал.

– Да-а! Вот такая она, жизнь семейная. Завтра выруливай, исправляй ошибку. Не мне тебя учить. Если Женька тебя любит, все у вас срастется. А если нет… – Сергей не договорил, захрапел молодецки на полуслове. А следом и Кирилл засвистел носом. От их богатырского храпа позванивали стаканы на тумбочке. Хорошо посидели!

Юрка, пошатываясь, постоял некоторое время возле закрытых ворот. Глухо звучала музыка, в больших, светлых окнах мелькали силуэты разгулявшейся компании. Лариска, сука, с какой легкостью от меня отказалась. Что я для нее? Тьфу, насрано! Конечно, слово братца для нее закон. Это понятно. Там и кров, и средства к существованию, и все хотелки и терпелки. А я кто? Два дня знакомы. Я повелся, самоуверенный кретин, думал, словил удачу за хвост. Ага, сейчас! Братца, по глупости, не просчитал. Надо было дураку сперва разнюхать обстановочку, разузнать, кто кому друг, товарищ и брат. А я напролом, вот и получил.

Размышляя о своей горькой судьбинушке, Юрка присел на занесенную снегом деревянную качель. Толкнул ботинком землю. Ненавистная малая родина качнулась вместе с ним сперва в одну сторону, потом в другую. Вот так и жизнь меня мотает: то вверх, то вниз, к чертовой матери. Сквозь тонкие перчатки на «рыбьем меху» стали замерзать руки. Юрка сунул кулаки в карманы. Ого! Вот это кстати! Пальцы нащупали пачку сигарет и зажигалку. Вытащил, закурил. Куда я теперь? В дом не пустят, это точно. Хорошо не прибили, так, слегка бока намяли и выгнали как паршивого пса во двор. Он посмотрел на занесенные по окна домишки. Те, что еще остались, не развалились, брошенные хозяевами. И правильно, что тут, в этой дыре нормальному человеку делать? Ни магазина, ни почты. Лукоморье, одним словом.

Юрка поежился, обхватил себя руками, похлопал по бокам. Не май месяц! Он поднял голову. Черная бездна без звезд, бескрайняя и холодная.

Скрипнула калитка, вышли два пацаненка с санками. Покосились на пьяного дядьку на качелях. Юрка, конечно, узнал Вовку. Ишь, подрос за два года, но не изменился. Глаза Женькины и характер тоже ее. Моего ничего нет, будто не я родил:

– Эй, парень! Да погоди, не уходи, – Юрка слез с качелей. – Тьфу, едва не примерз, еле штаны отлепил от сидушки. – Слушай, Вовка, ты меня что, вправду не помнишь? Или тебя так мамка против меня настроила?

Стоять было плохо, буквально от ветра шатало. Юрка для устойчивости расставил пошире ноги. Парень останавливаться не захотел. Отойдя на несколько шагов, молча оглянулся. Тот, что постарше, сердито крикнул:

– Дядя, не приставай к Вовке, а то я отцу скажу!

– Да я не пристаю. Я так, спросить просто. Слушай, тебя ведь Васькой зовут. Я помню. Ты будь другом, позови из дома кого из ребят. Только не отца, с ним я уже поговорил. Может, Лариска выйдет. Ну, очень надо! Я замерз уже, сдохну сейчас от холода.

– Ладно, померзни еще чуток. Я сейчас Вовку провожу и вернусь. – Пацаны побежали дальше. Юрка посмотрел им вслед, прислонился к железному забору и прикрыл глаза. А ведь если бы Женька отвалила часть денег за золотишко, у меня все бы получилось. И Лариска, дрянь, собачонкой бы за мной побежала. И Новый год я встречал бы на теплом пляже у моря, а не торчал бы сейчас тут ледяным столбом.

Васька вернулся быстро. Пробежал в калитку, на прислонившегося к забору пьяного дядьку даже не взглянул. Позовет ли кого? Позвал, не забыл. В воротах нарисовался Миха водитель, это Юрка помнил, вместе пили, вместе Ларку делили. Рад, гаденыш, наверно, что меня выперли. Теперь вся Лариска твоя.

– Эй, Юрка, ты что тут стоишь? Замерзнешь на хрен. Зима ведь.

– Миха, будь другом, вынеси бутылку и сигарет. Околел совсем.

Тот быстро смотался в дом, притащил две бутылки водки и пачку сигарет «Гангрена». Нынче на каждой пачке какую-нибудь дрянь пишут по указу здравоохранения. Махнул рукой, давай, мол, грейся и уходи куда подальше. И убежал под теплый Ларискин бочок. Эх, бабы дуры! Все беды от них. Юрка открыл бутылку, запрокинув голову, залпом выпил половину. Глотку и грудь обожгло спиртом. Стало теплее, как к печке привалился. Почти сразу градусы ударили в голову. Дорога под ногами вертанулась раза два вокруг него и встала на место, как ей и было положено лежать. То есть, легла, как положено встать на место. Или… Тьфу, запутался! Юрка с трудом настроил в гудящей голове маршрут движения, и потопал к отчему дому. А что? Мой дом, имею право туда идти. Я там родился, значит, он мой. Ну и пусть, мамка отписала дарственную Вовке. Дом то все равно мой. Женька не знает ничего. Иначе бы выгнала меня сразу без разговоров. А она перепугалась, раскудахталась как курица. Можно еще поднажать малость, припугнуть и раскошелится, как миленькая. Вон у избушки две машины стоят: черный внедорожник ее мужика (успела, зараза, уже завести) и ОКА в сугробе. В доме комп навороченный. Не хило денежек, видать, привалило. А все прибедняется. Делится, значит, не желает. Сейчас посмотрим, как ты не хочешь делиться.

Было трудно идти по дороге, которая качается как подвесной мост через реку. И заборчик гнилой совсем. Держусь обеими руками, а он шатается вместе со мной. Едва отцепился от калитки, рухнул в сугроб. Посидел чуток, допил вторую половину из бутылки и пополз до крыльца по тропинке. Так надежнее, а то ветер поднялся, с тропинки сносит. Дополз, стукнул пустой бутылкой в дверь. Получилось звонко, аж эхом отдалось.

– Тебе чего? На коленях извинения просить явился или еще золота просить? – Женя, сведя брови, не добро смотрела на «любимого» бывшего.

Юрка с трудом принял вертикальное положение. На сколько мог, выпрямился, внимательно посмотрел на Женю, нет, на двух Женек, или на трех?

– Из-з-звините, дайте… дайте мне все мое. – Он жалко хлопал заиндевевшими ресницами, посиневшие губы едва шевелились. Женя посмотрела на побелевшие пальцы, сжимающие бутылку и на полные снега короткие, форсистые ботиночки: