Тимур Суворкин - Пусть всегда будет атом

Теперь перед ним возвышалась разбитая редкими квадратами горящих окон чернота пожарной части. Два этажа: первый – под гараж, второй – под жилье бандитов. В углу здания высокая (в четыре этажа) кирпичная башня каланчи. Кабинет Семы прямо под ее крышей мрачно глядит черным провалом окна. Гришка крадучись двинулся через двор. Он уже знал, как будет действовать. Главное – залезть на крышу, благо рядом со зданием пристроен дровяной сарай. Сперва, на ящики рядом с ним, затем на сам сарай, а уже с него перебраться на пожарную часть.

Распластавшись на крыше сарая Гришка прислушался: кажется, его занятия ночной гимнастикой внимания местных не привлекли. Свет все также горел лишь в немногих окнах, да из распахнутой форточки одного из них доносились блатные мотивы под гитару. Гришка прислушался к доносимым ветром незнакомым словам: «…из колымского белого ада шли мы в зону в морозном дыму. Я заметил окурочек с красной помадой и рванулся из строя к нему». Песня вдруг оборвалась, ритм сбился, и уже другой хриплый голос начал тянуть послевоенный блатняк «Томогавк летит над нашей зоной». Эту песню Гришка знал хорошо, не раз затягивая ее с товарищами на зонах, где прошла его молодость.

Усилившийся ветер принес в город снег, надежно скрывая работающего вора. Гришка ловко вскарабкался на обледеневшую крышу пожарной части, и осторожно пройдя вдоль ржавого ограждения, закинул крюк-кошку на каланчу.

Метель усилилась. Ветер резал глаза и вырывал из замерших пальцев последнее тепло, но Гришке было уже не до этого. Он начал свое восхождение и, пролети рядом сам черт, вряд ли жиган хоть на секунду отвлекся бы от веревки. Скользя ногами по заледенелым кирпичам и надеясь, что крюк зацепился достаточно надежно, Гришка собрал всю волю в кулак и, до крови обдирая руки, наконец одолел подъем, после чего судорожно прижался к промерзшему стеклу кабинета, кое-как держась на узеньком карнизе.

Минуту он просто дышал, пытаясь прийти в себя. Затем всмотрелся в темноту за стеклом – никого. Можно работать. Негнущимися пальцами вор вытащил из рюкзака вымоченную в меду тряпку и наклеил на стекло. Подождал немного и осторожно саданул кулаком по ткани. Стекло лопнуло почти бесшумно, оставляя все осколки на липкой ткани. Гришка не в первый раз обделывал дела на мед и слыл в этом мастером. Второе стекло прожило не дольше первого; Гришка ввалился внутрь и упал на ковер, несколько минут просто приходя в себя. Он лежал и наслаждался блаженным теплом, что царило внутри кабинета, мягкостью ковра под начинающими наливаться теплом пальцами, самим чувством расслабления в мышцах – своим кратким отдыхом, что в тот момент казался вечностью. Но нужно было закончить начатое: он встал и по-хозяйски огляделся.

Кабинет Семы Воронка был обставлен… Богато? Нет, кричаще, до безвкусия роскошно. Густые ковры на полу, атласные занавески, золотая отделка стен, старинный стол с ножками в виде грифонов, многоярусная хрустальная люстра, мраморные статуи обнаженных девушек, судя по всему вынесенные из какого-то музея…

Гришка вдруг вздрогнул, увидев девять человеческих черепов, стоящих на отдельной резной полке. На одном из них виднелись остатки длинных, золотистых женских волос. Ругнувшись, вор отвел взгляд и подошел к сейфу, что ждал его в углу. Простой, скучно бурый, утилитарный. Обычный. Совсем чуждый роскоши кабинета.

Точно примеривающийся к снаряду спортсмен, Гришка постоял немного перед тяжелой железной дверцей, и наконец вытянул отмычки, принявшись за работу.

«С иными женщинами после пары бутылок вина было больше сложностей, чем с замками этого сейфа», – подумал Гришка и усмехнулся, чувствуя приближение добычи. Сема Воронок был слишком беспечен, считая, что если он передушил всех своих недругов в городе, то его деньгам уже ничто не может угрожать.

Замки щелкнули, дверца открылась и Гришка с упоением начал потрошить содержимое сейфа. Внутри были бумаги – очень много бумаг. Похоже, самая важная бухгалтерия – все это вор отправил на пол, чтоб не мешало, туда же ушли картонные папки с какими-то досье. Тугие пачки банкнот, в отличие от макулатуры, – в рюкзак. Теперь внутреннее отделение. Там Гришку ждало несколько дюжин бархатных мешочков. Вскрыв один из них, вор охнул – мешок был туго набит крупными, прекрасно ограненными алмазами. «Да сколько же тут карат в каждом… Нет, не сейчас», – вор одернул себя и, не тратя время на оценку и пересчет, спешно уложил добычу в рюкзак.

Накинуть рюкзак на плечи он не успел. Шаги по лестнице заставили вора замереть. На лбу выступил пот. Звуки голосов. Идут двое. Вот они останавливаются перед дверью в кабинет. Ручка дергается. Дверь не поддается.

– Ну че, Граф, видал: целехонька дверь твоя ненаглядная, – раздался снаружи прокуренный, сиплый от северных ветров голос. – Это который уже раз за неделю сигналка зря срабатывает? Пятый или шестой? Как шеф вернется, выспросим про электрика, что ее делал: на бабки этого Кулибина недоделанного ставить надо. Ладно, пошли отсюда: водка стынет.

– Маркес, ты совсем отбитый? Ключи давай. Блажит сигналка или нет, а будем проверять. А то, как бы нам самим не остыть.

Маркес устало матюкнулся, но спорить все же не стал.

За дверью загремела связка ключей. Замок громко щелкнул, один раз, другой. Дверь без скрипа открылась. Слабый свет висящей в коридоре лампочки почти не разгонял темноту кабинета, но охранники вдруг замерли, не произнося ни слова. Гришка, прижавшийся было к стене возле двери, с ужасом почувствовал сквозняк из разбитого окна.

Поток ледяного воздуха вывел его из оцепенения. Не дав охранникам опомниться, Гришка рванулся на них и припечатал кастетом в подбородок первого братка – крепкого, невысокого блондина, уже схватившегося было за свой ТТ. Оглушительно лязгнув зубами, тот рухнул, громко припечатавшись головою об пол. Не теряя времени, Гришка развернулся ко второму бандиту.

Поздно. Браток уже схватился за висящий на ремне, изрядно ржавый и давно не чищенный ППС.

Гришка вдруг понял, что черный провал дула пистолета-пулемета смотрит прямо в его живот. Он и не думал, что ствол у ППС такой огромный. Весь мир вора, казалось, вдруг сузился, сжался, проваливаясь внутрь черного жерла ствола, готового вот-вот плюнуть в него пламенем. Гришку прошиб пот: он понимал, с такого расстояния не промахиваются. Если что и может спасти, то это осечка, но даже у такого ржавого хлама шанс на это едва ли больше одного к десяти. Пока эти мысли проносились в голове Гришки, браток, не сказав ни слова, просто со всей силы надавил на спусковой крючок.

Пистолет-пулемет сухо щелкнул. Осечка. Гришка кинулся вперед до того, как охранник понял хоть что-то, и от всей души саданул бандита кастетом. Затем еще и еще, пока тот не рухнул на пол.