Виктор Гутеев - Тим. Часть 3

Смотритель на арене не первый год и видел здесь много, но такого боя он не видел никогда. Сейчас он уже понимает, что Хотлер не вступил в схватку за жизнь, схватка и есть его жизнь. На бородатом лице застыло наслаждение, такое смотритель заметил за Хотлером впервые.

Подбадривая соперника, он позволяет пике коснуться собственного тела. Он кровавым художником кружит вокруг обречённой жертвы, рисуя узоры на его обречённом теле.

«Это не бой, это танец на грани возможного», – думает смотритель, глядя на порхающего по рингу советника.

«Сознание лишь фиксирует эпизоды. Взмах правой, перекат, встал на ноги, ушёл от удара, шаг вперёд, режущий левой. На груди громилы два свежих пореза. Ушёл за спину, мясо начинает запаздывать. Пика нацелена в корпус, наклон вправо, встал на колено».

Ещё удар сверху, но Хотлер играючи уходит и, изловчившись, рассекает запястье. Громила трясёт рукой, тёплые капли орошают лицо.

«Отвлекающий рывок, присел, скользящим снизу вскрыл второе запястье. Над рингом рык. Музыка».

Хотлер с головы до ног в крови, коротко жаля, он ветром порхает вокруг невольника.

Неуёмное жжение где-то в груди спадает. Узнай лекарь, что спустя всего три часа с момента выхода из бокса восстановления его пациент вытворяет такое, покрутил бы у виска пальцем. Однако ярость Хотлера требует немедленного выхода, и, кромсая громилу, Хотлер время от времени думает, что сделает с тем пехотным мясом, так умело подловившим его на Горе.

Короткий замах, и жало с ощутимым ладонью хрустом входит в бедро. Хотлер знает анатомию и умеет ранить. Мясо хрипит и дёргается в сторону, но Хотлер этого ждёт. Ногой под колено, локтём в шею, и лезвие колет второе бедро. Протяжный хриплый стон, что может быть прекраснее?

Впервые в жизни советника тронуло что-то личное. Даже мысль об унижении, испытанном им на Горе, туманит разум яростью. Перед глазами ненавистное лицо. И хоть показалось оно настолько, насколько пехотинец сдвинул щиток, но Хотлеру этого хватит.

Мясо опять бьёт. Присел, шаг навстречу, пика проходит над головой, перекат, наотмашь по сухожилию над левой пяткой. Громила, опираясь на правую ногу, отпрыгивает в сторону, а Хотлер, вскочив на ноги, заходит на него по кругу.

«Попрыгай, мясо, – текут мысли».

Перед глазами опять те картинки. Он в подробностях видит, как сбив пехотинца, через перила летит с ним вниз. Дальше новое унижение; он чётко рассчитал, что приземлится на пеха, но тот оказался проворней. В итоге сломал руку и, кувыркаясь, полетел вниз, слыша сзади стрельбу и треск кустов под пустившимся в погоню пехом. Гор стал для Хотлера не только серьёзным провалом в работе, но и личным вызовом, который он с готовностью принял.

Страшно оскалившись, громила бросается вперёд, но это уже детство. Уходя от удара, он падает набок, перекатывается и режет сухожилие над правой пяткой. Удар падения. Хотлер рывком поднимается на ноги и медленно идёт за ползущим к ограждению Карийцем. Он равнодушно смотрит, как тот, подтянувшись на руках, встаёт на ноги и поворачивается к нему лицом. Пику Кариец бросил и сейчас, держась обеими руками за ограждение, он, покачиваясь, ждёт последнего удара.

Отметив, что невольник не молит о пощаде, Хотлер позволил себе проникнуться к нему уважением. Подойдя, он с разворотом, картинным ударом режет тому живот. Хрип, на ринг повалились кишки. Окровавленный, изрезанный в лохмотья Кариец простоял пару секунд, после чего осел на колени и завалился вперёд.

Схватив агонизирующего человека за запястье, Хотлер волоком вытянул его на центр ринга. Вывалившиеся внутренности зацепились за пику, и в висящий над рингом запах вплелись новые ароматы.

Хотлер не морщится. Схватив теряющее связь с реальностью мясо за шею, он рывком сажает его обратно на колени. Зайдя со спины, со знанием дела тыкает кончиком лезвия в узел на шее. Мышцы сокращаются, голова громилы откинулась назад.

Хотлер воздевает руки и, ставя подпись на исполненной кровавой картине, по рукоять вгоняет ножи в глазницы Карийца. Провернув, выдернул. Отойдя на шаг, толкает мертвеца подошвой между лопаток.

Сообщив смотрителю, что на сегодня достаточно, Хотлер направился в душ.

***

Спустившись с двухсотого этажа арены, оставив позади просторный, дорого обставленный холл, Хотлер выходит на улицу. Сойдя по широкой каменной лестнице к пешеходной дорожке, он останавливается, вдыхает полной грудью и как обычно неторопливо осматривается. Время близится к двум ночи, и залитая электрическим светом улица пустынна. Прохожие есть, но нет столь нелюбимой им толпы, спешащей здесь вечерами по своим мелким делам.

Разбавляя шум листвы посаженных вдоль башен деревьев, рядом течёт поток лаеров, но фон силовых установок совсем не мешает Хотлеру наслаждаться моментом.

Он любит ночь. Любит подолгу вот так стоять посреди улицы и, дыша полной грудью, получать удовольствие от звуков и запахов. Он наслаждается масштабами залитой светом улицы. Задрав голову, Хотлер каждый раз подолгу смотрит на уходящие в небо полукилометровой высоты завинченные жилые башни. Они возведены в два ряда, Хотлер стоит аккурат между ними.

Внешняя подсветка башен мерцает тысячами оттенков. Всё ещё горящий за стеклянными стенами свет тоже привносит свои краски.

Каждый раз, останавливаясь и тратя здесь время, Хотлер ощущает что-то родное и близкое, прорывающееся из стёртого из памяти детства. Вокруг мощь и масштабы. Хотлер на дне такого родного ущелья, он окружен обилием света, который становится то ярче, то снова тускнеет, затеняя те или иные участки тянущихся в небо башен.

В этом месте Хотлер всегда попадает под действие странных, непонятных ему ощущений. Только здесь, в центре Вельстова, он может позволить себе расслабиться до такой степени, чтобы ощутить себя не всесильным владыкой мира, а ничтожной пылинкой, застывшей среди источающих свет стеклянных исполинов.

Пережив вожделенные минуты, Хотлер встряхивается и, сбросив благостные ощущения, направляется вдоль улицы. Встречный ветерок холодит лицо. Шелест листвы и городской гул, запах разогретого дневным зноем камня. Ему нравится здесь ходить, он всегда гуляет после арены. Отмеренные себе пешие километры для Хотлера давно превратились в ритуал, доставляющий много приятных моментов.

Вот только сегодня добиться гармонии не удаётся. Призывающее к действию возбуждение после арены притупилось, но не исчезло как обычно. Хотлер знает, в чём дело. В голове занозой засела мысль, что подловившие его на Горе пехи оказались проворнее и почти сумели не дать ему шанса. Это его промах. Эта мысль жжёт сознание с момента выхода из бокса, она не даёт успокоиться, и Хотлер даже замедлил шаг, подумывая вернуться на арену, но передумал.