Наталья Мар - Либелломания

– А по матери? – уточнил Бритц.

Нахель взвился:

– Почему я, а не Крус? Он ведь тоже пилотирует!

– Крус занят, он шпионит за императором. Да он ещё проболтается Пенелопе, Пенелопа нажалуется Верманду, а Верманда хватит удар ещё до того, как Крус размажет нас о кольца. А ты, Нахель, лучший пилот во вселенной.

– Потому что я, не побоюсь этого слова, трус.

– В лучшем смысле.

Окатив бар и барные тучки, нового лидмейстера, старого лидмейстера, ассамблею, налоги и напоследок вообще всех в Миргизе, кроме собственной мамы, целым глоссарием неописуемой брани, Нахель отобрал у Кайнорта стрихито и решительно опрокинул в себя.

– Заключим сделку. Слышал, вы согласились работать с Альдой в кротовой норе. Вот что, привезите мне оттуда бранианскую кошку.

– Кого? – не поверил Бритц. – Ты хоть знаешь, как оно выглядит?

– Нет. Но кошки милые на всех планетах, где они водятся.

– Кошки кошкам рознь. А если она величиной с бизувия и рыгает кислотой?

– Ну, маленького котёночка.

Бритц вздохнул и заказал ещё стрихито. Это был, может быть, последний шанс, чтобы славно надраться и славно умереть, но близилась полночь, а он всё ещё был трезв.

– Договорились, Нахель, но убирать за ним будешь сам.

– Ладно, поехали. А чего вы забыли на О/28-85?

– Месть, – лицо Кайнорта осталось спокойным и серьёзным.

* * *

Через семьдесят часов Нахель оседлал орбиту вокруг О/28-85.

– Топлива хватит пару дней всего провисеть, минори, а потом если что, не обессудьте.

Кайнорт активировал хромосфен и настроил челнок на спуск.

Ветры на планетоиде носились неимоверные. Пучки острой, как ежи, травы царапали редкие камни. Стелились по земле плоские змеи, а если встречались, немедленно поедали друг друга. Атмосфера на одну седьмую состояла из кислорода и на шесть седьмых из инертных газов и всякой дряни. И почти вся она умещалась в гигантской рытвине метеоритного кратера, куда её сбивало с поверхности. Жизни в рытвине было немного. Она то появлялась, то исчезала, не успевая толком эволюционировать. Об этом месте не слыхали уважаемые граждане. Не знали беглые рабы, даже разбойники. Только двое до этого дня.

И один из них стоял посреди пустоши, наблюдая, как садится челнок.

Слишком долго он осторожничал. Прятался среди плоских змей и ждал подходящего момента для возвращения в Прайд. И вот ты подумай, из карминского ада выпустили дьявола. Жаль, в самом деле жаль, он не хотел его убивать. Бритц – идиот. В одиночку на Контриция Прайда, он ведь не всерьёз? После того, как два года не пил крови, был манекеном для отработки ударов, ходил под себя и питался через трубочку? Инфер вколол себе ещё антигипоксидной сыворотки, чтобы переполнить кровь кислородом. Фигура в сером хромосфене спрыгнула с трапа и направилась навстречу хромосфену чёрному.

– Кайнорт, остановись! Смотри, я безоружен!

Он показал глоустер и бросил на землю. Но Бритц молча бросился вперёд, и двое покатились в овраг. Клубок из серо-чёрных туманов давил желеобразных червей и слизней в жухлых колючках. Визжали керамбиты, снаряды шоркали по складкам хромосфена, хрустели рёбра. Инфер пнул противника в грудь и выиграл секунду для второй попытки:

– Кайнорт, я не хочу тебя убивать! Ты ослаб и не можешь драться как прежде!

Серая Смерть кувыркнулась, поднимаясь на ноги, и набросилась с новой силой. Берграй прострелил ему фильтр и оторвал половину маски-черепа. Но с половинчатой гравитацией О/28-85 у Бритца оказалось преимущество в прыжках перед тем, кто провёл здесь два года.

– Перестань! – рычал Берграй. – Твоему хромосфену конец, ну! Давай поговорим! Как близкие лю…

Инфер увёл горло от лезвия и понял наконец, что Бритц явился убить или умереть, но без болтовни. И что дурь и ненависть заменили ему крылья и мускулы. Тогда Берграй превратился в осу и ужалил.

* * *

Спустя минуту Кайнорт, содрогаясь в конвульсиях, зубами откупорил узкий футляр и вытряхнул длинную седую иглу. Подарок Ёрля. Бритц отсчитал рёбра и вонзил её Берграю в сердце, а кончик отломил и выбросил. Инфер лежал со свёрнутой шеей.

Бритц упал рядом, животом на камни, по которым струились черви и змеи, и лежал так целые сутки. В жаре и ознобе, в корчах и приступах хриплого крика от чудовищной боли, в бреду гипоксии и тумане земляничных снов, пока организм, ещё не забывший вкуса ботулатте, не победил яд осы-палача.

Берграй ошибся: Кайнорт явился не убить или умереть. Просто. Убить. И оставить инкарнировать и подыхать раз за разом веки вечные. Это и была – месть.

* * *

В холодном кабинете минори Олеа, где свет давал лишь один тусклый сателлюкс, поздний посетитель казался привидением. Директриса поёжилась. Десять дней назад этот взгляд напротив не был таким неуютным и колким.

– Вы нездоровы, минори Бритц? – вырвалось у неё. – К чему этот полуночный визит?

– Я хочу забрать Миаша.

– В каком смысле забрать? То есть насовсем?

– Насовсем. Видите ли, рано утром я покидаю Урьюи по долгу службы.

Только теперь Олеа разглядела, что Бритц подстрижен по-новому, на строгий военный манер.

– Но мы так не договаривались, – директриса занервничала и прибрала волосы, распушённые ото сна. – Тогда надлежит собрать документы… Есть правила!

– Вам не о чем беспокоиться, минори Олеа. Вот. Медкарта, автобиография, выписка из банка, заявление, копия заявления, копия копии, – Бритц жестом посылал файлы на комм директрисы. – Справка с места работы.

– Но она оформлена послезавтрашним днём.

– Потому что я приступаю послезавтра, – улыбнулся Кайнорт и выкинул в воздух ещё лист: – А это заключение психолого-психиатрической экспертизы. Там написано: «Здоров». Но это формальности.

– Это-то я вижу, – пробормотала Олеа.

– И Юфьелле я тоже хочу забрать.

– Её?! Зачем вам глухонемая пчела?

– Хочу преподать им с Миашем особенный урок, единственный, которого нет в Вашем расписании.

– Это какой же?

– О том, что минори своих не бросают.

Директриса потупила взгляд. Вообще она… могла понять. Если бы не ходатайство ассамблеи, Кайнорт Бритц до сих пор валялся бы прикованный к кирпичам казематов Граная. Минори не бросали своих, на этом зиждилось их величие. Олеа сцепила пальцы в замок и вздохнула:

– Вы поймите, пчела… С ними тяжело. Пчёлы ведь умирают, если ужалят.

– Я знаю.

– С Юфьелле уже был один такой эпизод. Укус пчелы – всегда переполох. Драчливая девочка… Досталось от неё щедрому благодетелю пансиона, кузену моему, триагону.

– У вас ещё много благодетелей, минори Олеа, – возразил Бритц, – а инкарнаций у эзера до второй линьки только три. Юфи будет лучше под моим присмотром.

– Но пчёлы относятся к протагонам, эта ветвь аристократии выше, чем ваша. Мне нужно время, чтобы всё устроить, и…