Ланика Ова - Дубликат. Побег из клетки обмана

А что если это будет кто-то из шайки Томаса? Нет. Нельзя допускать подобных мыслей. Среди его окружения нет ни одного адекватного парня. К тому же половина уже запечатлена, а кто-то обручен.

Не знаю, сколько времени мы просидели в полной тишине. Никто из нас не решался ее нарушить.

Я дрожащими руками отодвинула так и не тронутый завтрак.

– Что ж, – мой голос дрожал, как и все мое тело. Я с трудом узнавала свой щебет, кажется, сорвала голос, – думаю нам пора. Нет смысла тянуть время, если все уже решено.

– Телла…

– Не стоит отец. Сегодня было уже слишком много сказано, а день только начался. Спасибо, за поздравления, подарок…

Я слегка склонила голову, выдавила улыбку и вышла из-за стола.

Поднялась к себе и разделила слезы и свое несчастье с подушкой.

Я выплачу их здесь и сейчас. Пусть это будут последние слезы. Нельзя, чтобы кто-то увидел во мне трусливую, жалкую и затравленную девочку.

Я забуду, что мечтала о свободе, пусть и не долгой, о любви, хотя о ней следовало даже не мечтать. Если мои родители не питают ее ко мне, то, чего можно ждать от человека, которого как и меня огорошат новостью о внезапном изменении в законах.

Нельзя показывать слабость, кем бы ни был человек, с которым я запечатлюсь.

Помню, как Лис кричала папе, что Мирт избивает Йорин.

– Она виновата сама. Супруга должна быть поддержкой и опорой, а Йорин вечно мямлит себе под нос. Удивлен, что лаборатория выкинула именно ее имя в единственные кандидаты Фестону. Ему нужна сильная женщина, а не эта тряпка.

Тогда я и поняла страх тети. Яблоко от яблони как говорится. Тем не менее, теперь я сделала из этого вывод, нельзя быть мямлей и тряпкой – раздавят.

Смахнула слезы, подошла к зеркалу и поняла, что следует умыться. Не стоит спускаться в таком виде. Никаких слез, никаких эмоций.

Умылась, причесала свои непослушные каштановые пряди, которые неаккуратно торчали в хвосте, и попыталась улыбнуться. Попытка не увенчалась успехом, мой рваный оскал прервали внезапно выступившие слезы. Так не пойдет. Открыла окно, позволила ветру вновь растрепать волосы, постаяла минут пять у открытых ставней. Хорошо, так значительно лучше. Прохладный весенний воздух быстро привел меня в чувства. Я вновь умылась и решила больше не улыбаться. Никогда.

***

До лаборатории мы ехали молча. Мне нужно было успокоиться.

Я закрыла глаза и включила воображение – так было проще спрятаться от реальности (сколько себя помню, всегда так делала, когда меня что-то огорчало), и представила, что смотрю на чужую жизнь, на представление в театре, или читаю очень захватывающую книгу. Так проще и легче. Герои театра и книг – всегда сильные духом и ни что не может их сломить.

А мой герой, герой ли вообще?

Электромобиль полз по каменной дороге бесшумно. Отец сегодня ехал медленнее обычного, видимо пытался дать мне время на осознание и смирение. Первое пришло ко мне еще дома, в столовой, когда я поняла, что все уже решено и мои слезы ничего не изменят. А вот второе я никогда не приму. Даже если вселенная сжалиться надо мной, и мне повезет с кандидатом, все равно не смирюсь с предательством самых дорогих и близких людей.

Когда я открыла глаза, мы уже свернули на раскатанную подъездную дорожку лаборатории «Чистая кровь». Здание большое, светлое в один этаж. Оно настолько длинное, что занимает почти половину улицы. Кто-то из одноклассников говорил, что восточные ворота находится прямо в здании лаборатории. Возможно.

Я была здесь всего раз, с Лис. Она забирала меня из школы, и мы решили зайти по пути в лабораторию, что бы поинтересоваться ее списком. Это было пять лет назад.

Я сидела на скамейке у кабинета восемнадцать. Тети долго не было, я слышала, как она ругалась с молодым лаборантом, который сдержанно отвечал на все ее вопросы и колкости.

Устав слушать я решила прогуляться по коридору.

Меня тогда так поразило это огромное здание. Часть выделена на больничное крыло. Правда, ни пациентов, ни людей в белых халатах практически не было, только кабинеты с номерами, или палаты. Сейчас уже не важно. Не помню, как вернулась обратно. В какой-то момент я очнулась у того же кабинета, рядом стояла Лис, доктор Фестон и его сын. Грязный и злой, с неистово синими глазами полными обжигающей злобы, его пепельно белые волосы покрывала застывшая красноватая грязь или глина.

Тетя сжимала мое плечо небольшим белым лоскутом.

– Как это понимать, доктор Фестон? Телла ребенок!

– И ты должна за нее отвечать! Какого черта она носится по коридору без присмотра?!

Мирт был очень зол. И я невольно съежилась от его грубых замечаний.

– Что же она увидела в этих холеных белых стенах, раз вы подвергли ее… этому.

– Ребята вернулись не совсем целыми и невредимыми. Хочешь, чтобы у нее была детская травма?

– Детская травма ей в любом случае обеспечена. Выражение лица вашего сына настолько омерзительно, что Теллу после увиденного придется записать к психологу. – Тетя презрительно посмотрела на Тома.

– Мой сын станет твоим мужем, Лис. Хотим мы этого или нет. Оскорбления здесь не уместны. – Жестко отрезал доктор. – Вам пора. И больше не смей таскать с собой ребенка в лабораторию.

Лис убрала лоскут. Под ним оказалась небольшая опухшая шишечка на коже.

– Не помню, как меня укусил комар, – удивленно пролепетала я, когда мы шли домой.

– Тебе поставили витамины.

– Куда?

– В руку, небольшой укол, – спешно ответила Лис.

– Я не помню, – я хлопала глазами и пыталась вспомнить, в какой момент это произошло. – Совсем не больно. Мне теперь можно не есть фрукты?

– Ты просто изначально сильно испугалась, поэтому твоя память стерла это воспоминание. Но фрукты все равно есть придется.

Лис не смотрела на меня. Она шла домой, погруженная в свои мысли и только изредка отвечала на мои повторяющиеся вопросы.

– Папа говорит, что у меня криптомнезия. Я поэтому не помню витаминный укол? – я вновь подняла глаза на тетю.

– Что? Криптомнезия? Когда он такое говорил? – она остановилась.

– Несколько дней назад, мне приснилось, что папа вернулся с лаборатории весь в крови. Он ушел наверх, а я вошла в кабинет дедушки и нашла фотографии женщины. Она тоже была вся в крови! Вся в ранах с огромным рваным животом! Это был кошмар тетя, жуткий кошмар. Мне показалось, что это была ты, что это женщина ты, Лис! – я крепче сжала ее руку. – Но потом я, наконец, проснулась, мама и папа были рядом. Они сидели на моей постели, обнимали меня и кошмар отступил. Тогда папа и сказал что у меня криптомнезия. Я записала, а потом запомнила это слово. У Майи тоже так бывает.

– У Майи значит, – тетя задумалась, а потом снова потащила меня в сторону дома. – Нет, Телла. То, что ты забыла витаминный укол можно назвать жамевю.