Томас Майн Рид - Жена дитя

– У нас всего полчаса, мои дорогие! – торопила миссис Гирдвуд девушек.

Корнелия, сидевшая в кресле, встала, отложила в сторону вышивку, которой была занята, и отправилась одеваться с помощью Кезии.

Джули, лежа на диване, только зевнула.

Только после третьего напоминания со стороны матери они бросила на пол французский роман, который читала, и села.

– Провались эти джентльмены! – сказала она, зевая и потягиваясь. – Я хотела бы, мама, чтобы ты их не приглашала. Лучше бы я осталась здесь и закончила интересный роман. Да благословит небо Жорж Санд! Ей следовало бы быть мужчиной. Она знает их так, словно сама один из них, знает все их претензии и всю предательскую суть. О, мама, когда ты решила завести ребенка, почему родила дочь? Я отдала бы весь мир, чтобы быть твоим сыном!

– Фи, Джули! Смотри, чтобы никто не услышал от тебя такие глупости!

– Мне все равно, слышат меня или нет. Пусть знает об этом весь Париж, вся Франция, весь мир! Я хочу быть мужчиной и иметь мужскую власть.

– Фу, дитя! Мужская власть! Ее вообще не существует, все это только видимость. Ничего не происходит, если за этим не стоит женщина. В ней источник всякой власти.

Жена торговца говорила по собственному опыту. Она знала, чья воля сделала ее хозяйкой дома на Пятой авеню; и все, что имела, никак не приписывала проницательности и благоразумию мужа.

– Для меня достаточно быть женщиной, знающей мужчин и умеющей руководить ими, – продолжала она. – Ах, Джули, если бы у меня были твои возможности, я бы сегодня имела все!

– Возможности! Где они?

– Прежде всего твоя красота.

– О, мама, она у тебя была. Она все еще у тебя есть.

Ответ был приятен миссис Гирдвуд. Она не потеряла веры в свою внешность, которая когда-то позволила ей завоевать сердце богатого торговца; и если бы не определенный параграф завещания, подумала бы о том, чтобы вторично выставить свое достояние на брачный рынок. И хотя второй брак для нее невозможен, она была падка на лесть и флирт.

– Ну, что ж, – сказала она, – если у меня и была хорошая внешность, что она без денег? У тебя есть и то и другое, дитя.

– И ни то, ни другое не помогает мне найти мужа – такого, какой понравился бы тебе, мама.

– Если не находишь, это твоя вина. Его светлость никогда не возобновил бы знакомство с нами, если бы на уме у него чего-то не было. Судя по его вчерашним намекам, я уверена, что он явился в Париж только из-за нас. Он почти так и сказал. Это ты, Джули, это ты.

Джули едва не выразила пожелание, чтобы его светлость оказался на дне моря; но зная, что это рассердит мать, сохранила свое пожелание при себе. Она едва успела переодеться для выхода, как объявили о приходе упомянутого джентльмена. Это по-прежнему был просто мистер Свинтон, по-прежнему инкогнито – «по тайному делу на службе британского правительства». Так он тайком объяснил миссис Гирдвуд.

Вскоре пришли Лукас и Спиллер, и все собрались.

Решили прогуляться по бульвару, а потом пообедать в кафе Риш, Ройял или Мазон Дор.

С этой незамысловатой программой все шестеро вышли из отеля Лувр.

В тот же день второго сентября мужчина, прогуливавшийся по бульвару, сказал самому себе:

«Какие-то неприятности ожидают веселый город Париж. Я чувствую тревогу в атмосфере».

Мужчина, сделавший это замечание, был капитан Мейнард. Он прогуливался один, только накануне прибыв в Париж.

Его присутствие во французской столице можно объяснить тем, что он прочел в газете о приезде туда сэра Джорджа Вернона. В газете сообщалось что сэр Джордж приехал туда после посещения многих стран Европы, где выполнял какое-то важное тайное поручение английского правительства и совещался с послами Англии.

Кое-что из этого Мейнард знал и сам. Он не забыл приглашения, сделанного баронетом на ливерпульской пристани. Вернувшись из венгерской экспедиции, он сразу отправился в Кент, в «Семь Дубов». Но приехал слишком поздно и опять испытал разочарование. Сэр Джордж только что выехал на континент, взяв с собой дочь. Он уехал на год, если не больше. Это все, что смог сообщить дворецкий.

Не очень много об уехавшем баронете смог Мейнард узнать и в Лондоне. Только слух в политических кругах, что ему доверили какое-то тайное поручение к европейским дворам, к тем, которые известны как великие державы.

О степени секретности миссии говорило то, что сэр Джордж путешествовал инкогнито. Поэтому Мейнард, тщательно изучавший газеты, так и не смог узнать о его местопребывании.

Он продолжал ежедневно расспрашивать, но все безуспешно; и лишь несколько месяцев спустя нашел нужное упоминание.

Сохранил ли он веру в предчувствие, которое так уверенно выражал несколько раз?

Если и верил, это не помешало ему поехать в Париж, чтобы подтолкнуть свою судьбу.

Он по-прежнему хотел этого. Но та настойчивость, с которой он отыскивал следы баронета, поспешность, с какой была совершена поездка в Париж, и упорство в отыскании парижского адреса английского вельможи – все это свидетельствовало, что Мейнард совсем не фаталист.

За те двадцать четыре часа, что он провел в Париже, Мейнард расспрашивал во всех отелях, где мог остановиться такой гость. Но не нашел сэра Джорджа Вернона, английского баронета.

Наконец он решил попытаться навести справки в английском посольстве. Но на это был отведен следующий день; и, подобно всем иностранцам, Мейнард отправился погулять по бульвару.

Он уже дошел до Монмартра, когда ему в голову пришла мысль, описанная выше.

Вряд ли ее подсказало то, что он видел. Навстречу ему и рядом с ним шли парижане, граждане свободной республики, сами выбравшие своего президента. Добродушный буржуа, с женой слева, с дочерью, часто красивой девочкой, справа. За буржуа стайка легкомысленно одетых гризеток, а дальше парочка представителей золотой молодежи, обменивающихся остроумными замечаниями.

Тут и там встречались группы студентов, освободившихся на сегодня от занятий, гуляющие обоих полов, леди и джентльмены, которые вышли, чтобы насладиться прекрасной погодой и прогулкой по ровным мостовым бульваров. Все оживленно разговаривали, не подозревая об опасности, как будто идут по тихой сельской тропе или дорожке какого-нибудь курорта.

Небо над ними спокойное, словно полог райского сада; атмосфера такая мягкая, что все двери кафе раскрыты, а внутри видны истинные парижские flaneur (Прогуливающиеся, фланеры, фр. – Прим. перев.) – художники или писатели; они сидели за столиками, прихлебывали eau sucre (Подслащенная вода, фр. – Прим. перев.), прятали в карманы окурки сигар, чтобы докурить дома, в своих шестифранковых мансардах, и делили восхищение между собственной кожаной обувью и женщинами в шелках, проходившими мимо открытой двери кафе.