Александр Пальчун - Перестроечная кувыркайка

– Да какой там орел, – усомнилась Лариса. – Обыкновенная кукушка. Скажет «ку», а на второй раз энергии не хватит. Сколько раз она кукует?

– Камера цифровая – шесть раз в секунду.

– Он меня доконает! – Фелиста едва сдерживалась от смеха.

– А ваша птичка не боится сквозняков? – Лариса намекнула фотографу о небрежности в его одежде.

– Ну, вы и даете! – фотограф недоумевал, глядя на женщин. – Вы съели что-то смешное?

– А ваша птичка в объективе сидит за шторкой или за молнией?

– За какой молнией? Молния – это вспышка. Моя птичка за шторкой?

– А ваша птичка мужеского пола? Говорят, один петух может десяток куриц заклевать?

– А почему бы и нет.

Фотограф по-дурацки улыбался, а дамы продолжили издеваться над ним.

– И давно она у вас… начала выскакивать?

– С пятнадцати лет – сразу, как только купил фотоаппарат.

– А без фотоаппарата… не выскакивает? – Фелиста задыхалась от смеха и не могла произносить длинные фразы. – Лариса, держи меня, я сейчас упаду. А ваша… ваша птичка несет яйца, или сидит на них?.. И часто выскакивает?

– Всякий раз, во время вспышки.

– А вспышка в нужный момент, или преждевременно?

– А если на вашу птичку налетят кошки вроде нас?

Пряхин окончательно ошалел от странных вопросов. Дамы от смеха уже не держались на ногах. Их подмывало сообщить уличному мастеру, о какой именно птичке они говорили все это время, но не хотели ставить его в неловкое положение? Лариса придумала, как выйти из затруднения.

– Давайте мы сфотографируем вас.

Фотограф удивился, но возражать не стал. Вместе с тем он предупредил, что придется заплатить и за его снимки. Ведь у всякого аппарата свой ресурс – птичка изнашивается от каждого цикла.

Дамы хохотали от очередной двусмысленности.

– Вы нас без ножа зарежете своей птичкой, – в нервном истощении выдохнула Фелиста. От смеха фотокамера в ее руках ходила ходуном. – Где у вас тут увеличение? Хочу снять ваше гнездышко крупным планом.

Женщины представляли, как смутится фотограф, обнаружив на снимке расстегнутый гульфик. Вот тогда он догадается, над чем потешались клиентки.

– И чем все закончилось? – Протогоров недовольно оборвал супругу.

– Мы расплатились с ним, в том числе и за кадры с «гнездышком птички».

– А ему хоть сказали? – спросил Лапохват.

– Нет. Попросили просветить коллегу другого фотографа – там на площади их несколько.

– У того хоть все было застегнуто? – недовольно проворчал Протогоров.

– У второго все в порядке. Но когда он услышал нашу просьбу, только криво усмехнулся: «И вы попались на его удочку?! Да он специально снимает с расстегнутой ширинкой!»

– Нас как громом сразило! – сказала Лариса – Этот прохвост вынудил нас заплатить даже за фото его дурацкого гульфика! Мы вернулись к фотографу?

– Вернулись?

– Да, вернулись!

– И что сказали?

– Что он прохвост и мошенник. Но он попросил уточнить, что в его действиях было обманом?

– А то, что ваша птичка орел! И может заклевать нескольких куриц!

– Я и сейчас это утверждаю, – наглец зачехлил фотоаппарат. – Готов доказать хоть сейчас.

Протогоров уставился на супругу.

Лариса покраснела.

– Не смотри так. Ты оскорбляешь нас глупым предположением.

Веселое настроение женщин улетучилось. Забрав снимки, они пошли в дом.

Протогоров посмотрел им вослед:

– Никодим, вот мы и нашли жертву при постановочном покушении на меня. Лучше и не придумать. Этот прохвост на площади всем намозолил глаза. Предложи ему поработать в горисполкоме фотографом. Пусть пощелкает месяц-другой, примелькается на сессиях.

Увы, вместо Пряхина, ушедшего на обед, Лапохват случайно привлек на опасную должность Андрея Несиделова, в тот момент подменявшего друга.

У редактора «Посторомкинского вестника» Сергея Анатольевича Крутова – товарища и соседа Пряхина – настроение было пасмурное. На столе скопилась груда бумаг, требующих ознакомления.

Зазвонил телефон.

– Слушаю вас. Не может быть! Наконец-то!

Крутов положил трубку и малость повеселел.

– Хорошая новость! Звонил капитан Лапохват. Подтвердил, что задержка с зарплатой на керамзаводе связана с ограблением. Все-таки почистили кассу, месячной зарплаты – как языком слизало! В интересах следствия случай до этого момента не афишировали. Нам первым сообщил.

– Вот так повезло! – обрадовался ответственный секретарь Полунников.

Если раньше издание развлекало читателей преимущественно опечатками, то теперь вперемежку с ними могла появиться и горячая новость.

– Еще и как повезло, – согласился редактор. – Преступник, правда, улизнул. Но это и к лучшему – будет о чем порассуждать. Вся область поставлена на ноги! Пожалуй, этот случай не уступит трамвайному.

Крутов подразумевал новость в «Ежедневных фактах», где говорилось о крушении трамвая. Столичная газета лежала на столе, и редактор на ближайшей планерке собирался в назидание сотрудникам зачитать выдержки из нее. Пусть учатся, как надо работать!

Редактор требовал от подчиненных, чтобы газета была достоверным отпечатком дня нынешнего и в то же время – указкой в будущее. Он частенько укорял сотрудников за медлительность, надо сказать – не всегда справедливо. Оперативности посторомкинским журналистам не занимать. Иной раз соболезнование об умершем в газете появлялось раньше, чем больной отходил в мир иной.

Также на планерке редактор намеревался обсудить с коллегами еще один вопрос. Он хотел в конце последней страницы – в самом низу – сделать постоянную приписочку: «Мнение редакции не обязательно совпадет с мнением авторов об их гонорарах».

Хлопотна, ох как хлопотна редакторская жизнь! Непросто заполнять пустоты в человеческих головах!

Тут надо бы рассказать, из чего состоит рабочий день первого лица газеты. Не следует упускать такую возможность, ибо сами редакторы о себе никогда не напишут. Глупо надеяться, что кому-то из них – из этих добровольных цензоров и красночернильных деспотов – придет в голову быть откровенным до конца. Невозможно поверить, что этому ушлому и непотопляемому народцу, танцующему на раскаленной сковородке событии, где новости выстреливают зернами попкорна, захочется упасть на колени и покаянно воскликнуть: «Грешен я! Грешен! Есть и у меня сокровенная тайна».

И речь тут идет вовсе не о так называемом редакционном портфеле, куда отправляются никчемные материалы. Исповедаться надобно о другом – о наличии особенного ящика письменного стола – потаенной редакторской страсти.

Когда хлопоты окончательно перехватывают горло, а мысли отказываются повиноваться и устраивают в голове коллапс, редактор выдвигает заветный ящик. Затем он откидывается в кресле в предвкушении удовольствия. Словно морфинист, вынимает из ящика заранее припасенную для такого случая рукопись и, закрыв глаза, начинает медленно и с наслаждением рвать ее на мелкие полоски.