Сергей Писарев - Приключения Семена Поташова, молодого помора из Нюхотской волостки

Один из придворных, иноземец на русской службе, господин Патвард, как бы невзначай отошел в сторону. Убедившись, что за ним не наблюдают, спрятался в высокой траве. Патварда интересовала группа придворных, которые отстали от царя, — ему хотелось узнать, о чем они говорят. Скоро эти люди приблизились, и до Патварда донеслось:

— Царь никому не говорит, зачем завез на край света...

— Снова окажемся побитыми, как при Нарве!..

— При Нарве царь убежал первым, здесь же себя и нас всех погубит!.. [36]

— Воспользоваться надобно, что царь далеко от Москвы!

— С царем четыре батальона семеновцев и преображенцев!

— Все равно — сгинем вместе со всеми!..

Говорившие начали удаляться, и Патвард больше ничего не услышал. Переждав, он выбрался на тропку. Патвард этих людей хорошо знал: среди придворных было много недовольных Петром. Свидетелем таких разговоров Патвард оказывался уже не раз, и они были ему на руку.

По пути Петр заглядывал в солеварни. Соль варили зимой, и сейчас здесь было безлюдно. Петр знал, что соль на Белом море получается темной, с примесями, и к тому же солеварение, производившееся уже в течение нескольких столетий, истребило на побережье лучшие леса.

Петр делился на ходу своими планами с Меньшиковым, — присутствие Семена его не стесняло. Петр собирался развить в Карелии добычу железной руды и поставить на Онежском озере оружейные заводы: ему это нужно было для успешного ведения войны. Меньшиков отвечал невпопад: он обдумывал совсем другое — создание на севере предприятия, которое могло бы приносить баснословные доходы. В это дело, предполагал царский любимец, должны войти зверобойные и рыболовные промыслы, добыча слюды, солеварение, выгонка смолы и даже охота на китов у Груманта...

Путь вдоль берега был утомительным. Перепачканные и голодные, все добрались до устья реки. Здесь на глубоком месте, на «яме», стояли оба судна Терентия Поташова — двухмачтовые поморские лодьи. Петр сразу же отметил недостатки таких судов, в первую очередь их неуклюжий вид. Семен за них вступился: он объяснил, что поморские лодьи строятся с выпуклыми бортами для того, чтобы их не раздавило во льду.

Посланный Гришкой Гореликовым человек успел предупредить Терентия Поташова. «Лучший промышленник» заметался по горнице — как ему встречать царя? Хорошо еще, что Евпраксея на Укк-озере, в сорока верстах от Волостки, куда нюхчане угнали от петровских солдат свой скот.

Выбежав из избы, Терентий Поташов начал звать Аркашку-Шалберника. Нюхотский поп не понимал, о чем кричит ему с того берега «лучший промышленник». А тот наказывал собрать людей, что остались еще в Волостке, прихватить из церкви то, что полагается для такого случая, и выйти к поскотине встречать царя. Аркашка-Шалберник, не успевший еще со вчерашнего дня опохмелиться, не мог взять в толк, что это за царь вдруг объявился в Волостке, какие это вещи нужно прихватить для его встречи и что вообще происходит, — случай оказался для него из ряда вон выходящий.

Младшая сестра Терентия Поташова — Анна — в это время вынимала из печи закатанного в тесто сига — рыбник этот готовили для обеда. Теперь его решили поднести царю. Накрыв деревянное блюдо полотенцем, расшитым узорами, Анна положила на него рыбник, поставила рядом большую солонку и подала брату. С непокрытой головой Терентий Поташов выбежал из дома встречать царя.

Петр в это время миновал каменистую возвышенность Игнашиху и приближался к первым строениям Волостки. Дорогу ему преградила поскотина, сложенная из жердей, сберегавшая деревенские огороды от потравы.

У поскотины Петр и все, кто были с ним, остановились, — с другой стороны подходили люди из Волостки. Царю было не положено перелезать через жерди на глазах у своих подданных; те же, считая, что царю все равно нужно в Волостку, замерли в ожидании.

Подойдя вплотную к поскотине, Петр увидел небольшого попика в обшарпанной ризе, в лаптях и камилавке, надетой впопыхах набекрень, с венчальным венцом в одной и кадилом в другой руке. Рядом стоял одутловатый мужик, без шапки и лысый; он держал деревянное блюдо, покрытое расшитым полотенцем. На блюде лежал только что вынутый из печки рыбник.

Сзади стояло несколько стариков и старух, подслеповатых и глухих, державших в трясущихся руках изодранные церковные хоругви. Это и были все те, кто не успел убежать из Волостки.

Втянув ноздрями запах, шедший от рыбника, Петр вдруг одним махом перешагнул через жерди. При виде царя, стремительно к нему приближавшегося, Аркашка-Шалберник что-то неожиданно загнусавил и, высоко подняв венец, замахал кадилом.

Покосившись на него, Петр направился прямо к Терентию Поташову. Тот, тяжело вздохнув, сунул блюдо в живот царя и, после того как царь блюдо подхватил, бухнулся ему в ноги. То же сделали и все остальные.

Нисколько не смущаясь, царь отломил кусок рыбника, сунул его сперва в солонку, затем себе в рот. Рыбник был вкусным, что Петр сразу оценил. Кусок за куском он засовывал в рот, быстро пережевывая и судорожно проглатывая. Спутники царя продолжали стоять за поскотиной, ни во что не вмешиваясь. Только Меньшиков следил, оставил ли царь хоть что-нибудь ему, а Ермолайка, вскочив на поскотину, хлопнул себя по бедрам и закукарекал.

В то время как царь расправлялся с рыбником, к берегу подплыл карбас; из него выбрался архимандрит с соборными старцами. Петр сунул пустое блюдо подбежавшему Меньшикову и направился, дожевывая последний кусок, навстречу архимандриту.

Архимандрит благословил царя и вручил ему вместе с «чудотворной» иконой кожаную суму с деньгами.

Одиннадцать кораблей отправили обратно в Архангельск. Пушки, артиллерийский запас, кули с продовольствием, повозки и все, что было разгружено, находилось теперь на берегу под охраной солдат с заряженными фузеями. К малым фрегатам — «Курьеру» и «Святому Духу» — подвели салазки.

Наступила темная августовская ночь. Развели костры. Измученные за день люди спали.

Семен лежал на жесткой траве, неподалеку от шатра, раскинутого для царя. Внутри горел свет, и большая тень шевелилась на полотнище. Вокруг дозором ходили солдаты.

Попав на короткое время в Волостку, Семен никого из своих не встретил: мать вместе с остальными женщинами находилась на Укк-озере; там же, говорили ему, и Дарья. Не нашел он и крестного: Фаддеич тоже скрылся, а куда, — никто не знал. Про Кирилла сказали, что он на промысле, но Семен понимал, что и его спрятали в каком-либо скиту.

К огню подошел сержант Щепотьев, — человеку этому было не до сна. Он присел рядом, поглядел на Семена и сказал: