Сергей Писарев - Приключения Семена Поташова, молодого помора из Нюхотской волостки

Сгущались сумерки.

На дальнем берегу темнела большая изба скита. Над избой к небу поднимался высокий столб дыма. Огонь, выбившийся из-под крыши, отражался в застывшей воде. Скит горел.

Сперва Семен, Фаддеич и Ахмет остановились, не зная, что делать дальше. Затем бросились к скиту, чтобы оказать людям, если это было еще не поздно, помощь. В это время стены избы начали обваливаться и рухнула крыша. Высоко взметнувшиеся к небу искры посыпались в холодную воду.

В скиту на Кумбуксе к вечеру заложили окна и двери, а также все отверстия, через которые можно было бы выбраться наружу. Открытой оставалась только выходная дверь, но и к ней приделали тяжелый засов с крепким замком, — дверь в любое мгновение можно было запереть. Внутри все свободное пространство завалили хворостом.

Раскольники собрались в большой горнице. Они стояли в белых саванах, держа в руках зажженные свечки. Каждый громко каялся. Старец Пахомий, глаза которого от возбуждения блестели, давал отпущение грехов. Люди старались друг на друга не смотреть, и в их застывших глазах отражалось пламя свечек.

Перед тем как запереть входную дверь, старец Пахомий в последний раз выбрался наружу. Солнце уже опускалось за лесом и начало темнеть. В это время Коротконогий внес в горницу Дарью.

На Коротконогом, как и на остальных, был белый саван, так не соответствовавший всему его облику. Он положил Дарью на пол, и девушка открыла глаза, оглядела собравшихся; сразу Дарья не поняла, что здесь происходит.

В это время возвратился старец; он считал, что «антихристовы слуги» уже недалеко от скита. «Приготовимся, братья и сестры, — визгливо вскрикнул он, — наступил желанный час!»

Люди вздрогнули, отчего в их руках заколебалось пламя свечек. Коротконогий запер наглухо входную дверь, ключ он выбросил через щель наружу. Выбраться из горницы теперь уже никто не мог. Но никто из собравшихся раскольников этого и не желал.

Затеплив свечку, Коротконогий отступил к стене. В это время старец упал посреди горницы на колени. Он что-то пробормотал и сунул свечку в кучу хвороста. Остальные повторили жест старца. Послышался негромкий треск вспыхивающих сухих веток, потянуло дымом.

Изба, в которой все это происходило, отапливалась по-черному. Верхняя часть стен и потолок были покрыты густым слоем сажи. В потолке имелось небольшое отверстие для выхода дыма; сейчас этого отверстия было уже недостаточно, и дым под потолком начал сгущаться.

Коротконогий не спускал глаз с Пахомия. Считая себя большим грешником, он боялся, что окажется недостойным вечного спасения, поэтому Коротконогий ждал мгновения ухватиться за старца, вместе с которым он уже, наверное, вознесется на небо.

Так Коротконогий увидел, что тело старца вдруг начало уменьшаться. Испугавшись, что вознесение на небо может произойти без него, Коротконогий бросился вперед. Тут только он понял, что старец уползает в люк, ведший в подполье.

В это время дым, накопившийся под потолком, быстро опустился, окутав неподвижно стоявших раскольников. Теперь только по огням свечек можно было понять, что горница полна людей.

А у люка в подполье происходила борьба. Силы были неравными, но старец отбивался в смертельном отчаянии: скрыться он хотел совсем не для того, чтобы сохранить себе жизнь — старец считал, что не всех еще сумел собрать, кто «жаждет огненного крещения», — поэтому ему самому рано сжигаться.

Стараясь высвободиться из рук Коротконогого, старец рвал на лице его волосы, ногтями пытался выковырнуть ему глаза, кусал беззубым ртом.

Коротконогий легко вытащил старца из люка. Поднявшись на ноги, он кинул его туда, где в это время ярче всего разгоралось пламя, а сам, задыхаясь от дыма, захлопнул люк подполья и пополз к тому месту, где, отчаянно визжа, извивался в огне старец. Коротконогий и сейчас не хотел упустить возможности вознестись с его помощью на небо.

Одна только Дарья при всем этом сохранила здравый рассудок. Когда вспыхнул хворост, она кинулась к запертой двери, — выйти из избы было невозможно. Вдруг она увидела раскрытое подполье. Долго не раздумывая, Дарья прыгнула туда. Сразу же захлопнулась крышка, и никто не заметил ее исчезновения.

Некоторое время оглушенная, Дарья пролежала на сырой земле. Над ее головой раздавались глухие удары — это падали задыхавшиеся в дыму люди. Затем через наружную дверь подполья Дарья выползла на берег.

Отбежав в сторону леса, Дарья обернулась. Изба, увидела она, горит словно поленница дров. Дарья побежала дальше, к тому месту, где река суживалась. И тут она увидела перед собой Семена Поташова. Девушка вскрикнула, ноги подкосились, и, если бы не сильные руки, подхватившие ее, Дарья упала бы на землю.

Ни одного живого человека под обгоревшими бревнами они не нашли. Дарью, которая не приходила в себя, бережно положили в карбас. С ней поплыл Семен и Фаддеич, а солдат-башкир берегом повел лошадей. Пробираясь среди деревьев, Ахмет возмущался:

— Самих себя сжигать?.. Воевать нужно, когда недоволен, но сжигать себя — не понимаю...

Свейская армия считалась по тем временам в Европе самой лучшей, а свейские литейные заводы — наиболее совершенными. Самого же Карла XII превозносили как непобедимого полководца.

Все это возлагало на Петра большие заботы. После поражения в тысяча семисотом году под Нарвой русская армия не только была восстановлена, но и достигла небывалой до этого мощи. Во многих сражениях неприятель оказался побитым, и к осени тысяча семьсот четвертого года Ижорская земля с устьем Невы снова стала русской. Не удалось неприятелю помешать и строительству Санкт-Питер-Бурха. Победно прогремела «вторая Нарва». Но не пришло еще то генеральное сражение, которому предстояло решить исход войны. Сам Карл похвалялся, что, расправившись с Августом, ринется на Петра и одним ударом сметет с лица земли его войско. Россия перестанет после этого существовать, превратившись в одну из провинций свейского государства; отдельные свои неудачи Карл не считал серьезными. Петр же в это время напрягал все силы, чтобы добиться окончательной победы. Особое внимание он обращал на железоделательные заводы, поставлявшие армии и флоту оружие.

Меньшиков ведал заводами в Карелии. Он совсем не был царедворцем-выскочкой, каким характеризовали его многие из завидовавших ему современников. Петр не за то любил Меньшикова, что тот был когда-то расторопным слугой и спас ему жизнь. В Меньшикове Петр ценил ясную голову, и ему он давал наиболее ответственные поручения. Сам Меньшиков тоже научился подбирать себе помощников. Молодой помор Семен Поташов подкупал его своей деловитостью, а главное, поражал бескорыстием, — последнего царский любимец в себе самом никак не мог выработать.