Светлана Савиных - С или без

– А куда видно будет-то?

– Понимаете, я книгу пишу, про разные былины нашего края и заинтересовалась одним народом, который раньше тут жил, а потом куда-то исчез.

– А, писатель. А зачем тебе о них?

– Очень интересно, куда они ушли, что с ними стало.

– А не боись-ся?

– Чего?

– Ну коль много узнаешь, и оно помехой в жисти будет?

– Да я вообще-то пуганая ворона… но любопытная.

– Ну тогда тебе с нами… Макеша, она с нами пойдёт до туда.

Макеша посмотрел на меня внимательно.

– Ну пойдёт, так пойдёт… места всем хватит.

В автобусе становилось жарко от работы двигателя, старушка встала, сняла пальто, повесила на спинку кресла, затем повернулась ко мне, протянула маленькую сухонькую ладошку, чуть наклонилась и представилась.

– Устя, а он Макей, – указала она рукой на мужа, – Мы едем в родные края. Давно собирались, вот время пришло и едем.

– У вас там кто-то из родни живёт?

– Нее, все давно ушли.

– А дети?

– Нема их у нас.

– Жаль, ухаживать значит за вами некому.

– Жаль… мы с Макешей из разных родов, вот дедки нам детей и не дали в наказание.

– Как в наказание?

– Ну, он из чучек белых, а я чёрных, между нами полоса, кровь нельзя мешать.

– Постойте, так вы и есть из народности чудь?

– Да так нас кличут не нашенские.

– И много вас?

– Дак иногда видели, но виду не подавали – не принято у нас. Да уж мало-мало осталось, скоро все там будем.

– Исчезните, значит?

– Да ты почто расстроилась? Мы же уйдём где в мире благодать.

Вдруг моё внимание привлекла подвеска из серебряных монет и маленьких колокольчиков на её груди, и чтобы перевести разговор на другую тему, спросила откуда у неё такая вещица.

– Подвеска-то эта, кличется – «яга», от маменьки осталась… на память. Заговорённая она, на удачу и помощь, она-то знак и дала, что мы с Макешей прощены.

– Каким образом?

– Ну вот с нами пойдёшь и увидишь. Не отказывайся, худа не будет. Хотела нас увидеть и увидела, а нам приятно, что кто-то о нас помнить будет.

– Да я и не отказываюсь, просто слишком необычно и странно.

А у самой внутри холодок сомнения, а вдруг они на старость лет в детство впали или того хуже, умом тронулись, что я с ними делать буду, когда они поймут, что ошиблись и никто их никуда не звал.

– Да не сомневайся ты. Макей, скажи, что всё хорошо будет.

– Всё хорошо будет, – скрипучим голосом подтвердил тот.

Чтобы отвлечься от набегающих мыслей, спросила, что она помнит из детства, может сказки какие, былины…

Устя посмотрела на меня грустными васильковыми глазами.

– Когда малая была, стариков уже не было, дак и учили в школе другому, робить рано начали. Тятеньки и маменьки почти не видели: в четыре утра – уже в поле, а домой затемно и так без выходных… за одни трудодни…

– Хорош, Устя, хныкать, дай газету, что в киоске купил.

Устя порылась в рюкзаке на полу, достала газету, футляр с очками, маленькую пачку вафель и подала Макею. Перехватив мой взгляд на пачку вафель, улыбнулась, по-детски.

– Он газеты без сладкого не читает, говорит, новости слишком горькие, – сказала она и повернувшись ко мне протянула такую же маленькую пачечку вафель, – Лимонные, самые любимые.

– И мои тоже, а где вы их купили, лет двадцать таких уже не видела?

– Дак, у нас в магазин их возят, аж с Ленинграда…

– Вкусно, – ответила, ощутив знакомый вкус детства.

Разговор как-то сам собой умолк и оставшуюся дорогу ехала разглядывала бархатистые от первой яркой травки луга, косогоры, рощи, покрытые легкой зеленоватой дымкой, от только вылупившихся листочков, ещё угрюмые еловые и сосновые леса. И кажется задремала под укачивание автобуса. Четыре с половиной часа пролетели незаметно, и вот мы уже топаем по улице Гудовских к реке. Каких-то триста метров и вот она – Кама, раскинулась тронутая половодьем, метров сто до другого берега, не меньше. Небольшие деревянные мостки протянулись вдоль пустого берега. Обернулась к Макею, шедшему сзади.

– Ну и как дальше двинемся?

– Не торопись, подмога в пути.

– Вы с кем-то договаривались?

– Зачем, коли есть река будут и рыбаки, и лодки.

– Логично, но сколько ждать?

Устя, стоявшая рядом, погладила мой рукав.

– Не серчай, оно к лучшему – смотри как день разыгрался, прямо парит, любо-дорого.

Вдалеке послышался шум моторной лодки, вздохнула с облегчением, что может успею обратно домой без ночевки здесь. Небольшой катерок ловко причалил к берегу. Мужик, сидевший в нём, закинул петлю из промасленной кручёной верёвки на торчавший рядом из настила штырь, упёрся ногой, в длинном рыбацком сапоге, в борт судёнышка, поздоровался, приподняв и опустив на лоб, видавшую виды линялую кепку.

– Куды?

– На Кудыкину гору.

– А Кудымкар…

– Тут, давеча, одного туда увозил, – взглянул он на Макея, – сродственник поди?

– Хто его знает, свидимся – узнаем.

– Сядайте тоды, какого меряка стоим, путь то не близкий.

Доски причала предательски скрипели и скользили под ногами, когда переходила в покачивающийся на волне катер, а Макею и Усте хоть бы что – легонечко попрыгали в судёнышко и уселись со своими рюкзаками на передней скамейке, как воробьи. Только присела на скамейке у кормы, мотор взревел и катер так рванул с места, что я мертвой хваткой уцепилась в борт, чтоб не вылететь. Поднимая волну, катер заложил влево и рванул посередине реки.

Удивительно, насколько глухие тут места, сколько уже едем, а по берегам ни деревенек, ни посёлков. Спросила нашего рулящего.

– А что тут всегда было так глухо?

– Што глухо?

– Ну здесь всегда мало населения жило?

– А, это? Скоко помню, так на реке только рыбаки и были, да ещё лес сплавляли… но это было давно, когда мальком был.

Через час река дала крюк.

– Петля значит, часы и то врут, – постучал он пальцем по циферблату командирских часов на руке, – Минут на пять отставать начинают.

Посмотрела на старичков, сидящих впереди: маленькие, нахохлившиеся от летящих брызг, смотрящие вперёд, где их ждёт то, о чём они мечтали. Надеюсь, всё будет так как они думают, вот и наш перевозчик говорит, что одного туда уже увозил, но не сказал, что привозил. Может и есть этот Кудымкар, Кудыкина гора?

Вдруг показалось, что движение лодки замедлилось, словно в кино на тихой промотке. На правом берегу, прямо по курсу увидела стоящего огромного деревянного идола с раскинутыми руками, на которых болтались рукава рубашки. Присмотревшись, поняла, это болтаются длинные, цветные ленты, повязанные на жердину, проходящую сквозь столб, с изображением какого-то языческого бога.

– Охаяма, охаяма, – в один голос воскликнули Макей и Устя.

– Значит уже близко, – вторил рулевой.