Мария Лунёва - Наследница долины туманов

Свернув на широкую тропинку, мы обогнули ельник и снова вышли к песчаному, местами заросшему рогозом и ирисом берегу озера. Я внимательно посмотрела на свою собеседницу. Она молчала. Словно ушла в мыслях куда-то в прошлое. На её губах скользнула едва различимая улыбка.

Я оставила свою старушку с её мыслями и неспешно покатила инвалидное кресло вперёд. Солнце, несмотря на ветер, довольно сильно припекало. Листва вокруг нас шелестела.

Сбоку раздался плеск воды, и взлетела небольшая птица.

Я наблюдала за этой тайной жизнью нашего сада, словно со стороны. Будто тут, вокруг, кипит жизнь, а моё время замерло.

– Мояла и князь Хумъяр отъезжают через час, – произнесла няня, – вещи погружены. Воины, что будут их сопровождать, уже в седле. Если ты хочешь проститься с Моялой, то нам лучше вернуться.

Я покачала головой.

– Нет, я только причиню ей боль, – откинув голову на спинку кресла, я подставила лицо солнцу.

– Вы всегда были так дружны…

– Вот поэтому, ия Лунсия, мне лучше не бередить её раны, – невежливо перебила я нянюшку. – Она, наверняка, как и ты, мучается совестью, что бросает меня врагам. Только в отличие от тебя, моя старушка, ей терять есть что. В её утробе растёт малыш. И я надеюсь, что князя прикончат, где, в подворотне, а она пристроится в какой дом, хоть бы и прислугой. И заживёт, наконец, спокойно, а, может, даже и счастливо.

– Ты стала очень злой, Амэлла, – голос няни излучал недовольство.

Я громко хмыкнула. Подъехав к водной кромке, остановилась. Тут всегда было очень спокойно. Рыбу, конечно, уже давно переловили, но всё же по водной глади скользили водомерки. В воздухе замерла стрекоза, на её тонких крылышках играли блики солнца. Чуть в стороне шумел камыш.

Такое умиротворение.

– Как думаешь, северяне будут хорошими правителями? – я остановила свой взгляд на водяных лилиях. В этом году их было особенно много.

– Всё лучше твоего отца и супруга, – без заискиваний ответила няня. Она никогда не лебезила и говорила прямо как есть. За это старая женщина часто попадала в немилость к князю Хумъяру. Не любил мой всеми проклятый муженёк, когда к нему на равных обращались. Все преклонения ждал. А теперь бежит, как пёс дворовой, поджавши хвост.

– Может, всё же уйдёшь с ними, ия Лунсия, – сорвалось у меня с языка. – Мояле твоя помощь очень нужна будет.

Няня обошла коляску и встала рядом со мной. Здесь не было ни беседки, ни скамейки. Присесть ей было некуда.

– Какая от меня помощь, Амэлла? Я уже стара, как трухлявый пень. Мало ей дитя на руках, а ещё и за старухой ухаживай. Я здесь родилась, здесь и помру. И похоронишь меня рядом с матерью моей и бабушкой своей – княжной Олизэ.

– Скорее, это ты похоронишь меня, – невесело выдохнула я, – а потом рядом ляжешь. Всё вместе будем.

– Не говори так, что звери они – подранка добивать. Может, смилостивится.

От дуновения ветра по воде пробежала рябь. Всё вокруг замерло и вновь ожило. Надо мной зависла огромная стрекоза с большой головой и тонким зеленоватым телом. Подняв руку, я выставила палец. Стрекоза сделала пару зигзагов и приземлилась на него.

– Никто не станет проявлять жалость к прямой наследнице этих земель. Они и смотреть не станут: здорова я или изувеченный, сломанный недочеловек. Петлю на шею и со стены вниз. Вот и вся моя судьба.

Стрекоза вспорхнула и умчалась вперёд.

– Я просить буду, – не унималась моя старушка.

– Ты будешь сидеть в какой-нибудь каморке тихо, как мышка, чтобы не заметили тебя. И это приказ, ия Лунсия. Я твоя княгиня и считай, что это последние мои тебе указания.

Повернув голову, я строго глянула на няню. Она молчала, упрямо поджав губы.

– Ты ведь не заставишь меня смотреть, как посмеявшись вдоволь, они убьют тебя на моих глазах, няня, – строго, даже сухо выговорила я. – Достаточно в моей короткой жизни было смертей родных любимых людей. Не заставляй меня умирать с тяжёлым сердцем. Я, может, и жестока порой, но от тебя хочу видеть милосердие.

Качнув головой, старушка взялась за ручки на моём кресле и, развернув, покатила меня обратно к замку. Она осталась при своём мнении.

Спустившись к замку, мы столкнулись с отъезжающей повозкой, которую сопровождали не больше десяти человек. Они, оседлав последних лошадей, что ещё оставались в конюшне, кучковались чуть поодаль от обоза и заметно перешёптывались.

Хм, маловато у князя оказалось верных и преданных солдат.

С такой «свитой» первые же разбойники пришибут.

Но весь циничный сарказм тут же развеялся, стоило мне увидеть сидящую в повозке Моялу. Заплаканная и растрёпанная, в простом синем платьице и видавшей виды шалью на плечах, она впилась в меня взглядом и, казалось, была готова выскочить из телеги. В побелевших руках зажат совсем скромный узелок с вещами. Лето на исходе, и глазом моргнуть не успеем, как листва на деревьях желтеть начнёт. А она, считай, без ничего.

Сердце моё сжалось от тоски и страха. Что с ней будет? За что ей такое? Она за всю жизнь слова злого никому не сказала.

Теперь эти десять воинов казались мне жалкой усмешкой судьбы.

Не защитят они никого, а, возможно, за первым поворотом сами же и разграбят княжеский обоз. А пусть и так! Мояла женщина красивая, может, кто из мужчин и возьмёт её себе. Всё лучше, чем любовница при моём муженьке.

Хоть в глаза самой себе смотреть не так стыдно.

Повозка удалялась, а мачеха всё не сводила с меня взгляда. Выдавив из себя улыбку, я махнула ей рукой на прощание, а у самой душа слезами умывалась.

Что будет с ней? Что станет со мной? За что нас так?

– Удачи тебе, – тихо шепнула я, – пусть богиня Лалила укроет тебя своим плащом от бед и горя. Удачи, милая.

Мояла, словно поняв, что я говорю, прижала ладонь к губам и заплакала. Зажмурившись, я отвернулась. Не хочу смотреть на боль родного человека. Не хочу это видеть. Не желаю думать о том, встречу ли ещё хоть один рассвет.

– Пойдём, няня, нужно завершить последние дела, – тихо позвала я старушку Лунсию.

– Какие у нас теперь дела, – выдохнула она как-то обречённо.

– Неужели ты не приготовила себе погребального платья? – попыталась пошутить я, но вышло как-то не очень радостно и оптимистично.

– А я помирать пока не собираюсь, – нахмурилась няня.

– Зато я собираюсь, – вздохнула тяжело и ухватилась за ободы колёс. – Пойдём, подберём мне наряд получше, не хочу, чтобы жители ближайших деревень потом рассказывали, что «безногая» княжна болталась на верёвке в штопаном домашнем платье. Должен же у меня остаться хоть один приличный наряд.

Повернув кресло, я поехала к внутренним воротам. Няне ничего не оставалось, как последовать за мной.

– Ты не безногая, – зачем-то проворчала она.