Мария Лунёва - Танцы в тумане

Мы спускались ниже, а, может, и поднимались: я совсем перестала ориентироваться в пространстве.

Крысы, влажные стены и ошмётки чего-то на утоптанном каменном полу.

Всматриваться по чему иду, я не желала. Просто приказала себе не смотреть, и всё.

Миновав несколько больших помещений, мы вышли туда, где я бы пожелала оказаться в последнюю очередь. Бегло осмотревшись, прикусила губу.

Клетки, клетки, клетки.

Вокруг одни узкие клетки да решётки, уходящие куда-то вверх.

Посередине этой огромной каменной залы было что-то вроде огороженной арены.

Сглотнув, я представила, что может тут происходить.

Но ничего, что могло бы меня успокоить, на ум не приходило. Одна мысль страшнее другой.

– Гуроны – племя азартное, – наконец-то, подал голос мой конвоир, – мы любим игры. Особенно, когда игроки ещё живые. Ты будешь биться за свою душу, а когда умрёшь – твоё тело продолжит поединки, пока не истлеет или его не уничтожит соперник. Это будет очень весело.

– Не мне, – шепнула я, но он услышал.

– Нет, не тебе, – его смех эхом разошёлся по пещере. – Жаль, что тебя придётся оставить здесь. Любой бы хотел владеть сильной женщиной. Может быть, тебе позволили бы даже родить нам дитя. Но ты поспешила проявить непочтение.

От услышанного мои ноги подкосились. Нет, уж лучше эта арена, чем перспектива рожать этим тварям детей.

Не говоря больше ни слова, гурон втолкнул меня в тесную клетку, в которой даже в полный рост не встать.

– Сиди пока тут, – бросил он напоследок, – выживешь в первой схватке – определю куда-нибудь. Ну, а если нет, так и нечего с тобой возиться.

Сглотнув, я уставилась на арену, которая находилась в каком-то метре от меня.

Мой разум отказывался воспринимать происходящее.

Прошлый плен у гурон, резко показался мне детским приключением.

Перед глазами стоял образ седовласой Ниори. Она ведь в подобном месте годами жила. Теперь я осознала, что означает каждый белый волосок на её голове.

От страха я заскулила.

Сжавшись, обняла колени и, наконец-то, дала волю своим чувствам. В памяти всплывали все обрывочные рассказы о подземельях гурон. В ушах стоял крик Ниори, который я однажды случайно услышала ночью, стоя в коридоре. Итан и по сей день борется с её кошмарами, но они не отступают, терзая её душу.

Я не желала повторять её судьбу.

Мне было жутко даже от мысли, куда я попала. Утирая слёзы, осмотрелась. Мой взгляд натолкнулся на то, что находилось за ареной. Видимо, это и был основной источник вони. Груда тел, даже не целых, а кусков.

Десятки разорванных жертв этих подземелий.

Закрыв рот руками, я пыталась сдержать рвотные позывы.

Хорошо, что в тумане живое не плодилось: я мысленно представила, сколько мух бы летало в воздухе. Мне стало совсем плохо. Зажав голову между колен, я раскачивалась из стороны в сторону, и вслух уговаривала себя успокоиться и быть сильной.

Этот монолог казался мне спасением.

Незаметно для себя, я, кажется, отключилась.

Из забытья меня вывел жуткий лязг металла. Клетку арены отворили и впихнули внутрь довольно упитанного мужика. Продрав глаза и встряхнув остатки вязкой дремоты, я схватилась за толстые прутья и придвинулась ближе. Мужик был явно из южных земель. В грязной местами продранной одежде угадывалась военная форма.

Дезертир или пленный.

Я жутко недолюбливала княжеских вояк. Те сами по себе зверьём были: служить никто из нормальных мужиков не шёл. То, что они творили с местным населением, ни для кого тайной не было.

Их ненавидели до такой степени, что захватчиков северян встречали с хлебными лепёшками и молоком.

Так что сейчас сострадание при виде этого мужика во мне не проснулось. А вот нездоровый интерес к происходящему очень даже. Как зверёныш я крепче ухватилась за прутья решётки и выглянула наружу.

Оказавшись на арене, мужик прошёлся до её середины и остановился. Княжеский пёс явно понимал, зачем он тут и убивать был готов. Разминая шею, он невольно бросал взгляд на гору останков. Похоже, она его впечатлила ничуть не меньше, чем меня.

Позади лязгнула дверь одной из камер, и послышался отчаянный крик. Слова я разобрать не смогла, слишком странный говор. Мимо меня протащили нечто отдалённо напоминающее человека. Худой, в лохмотьях мужичок. Оборванец, покрытый язвами.

Спешно засунув его на арену, гуроны поспешили закрыть дверь.

– Убьёшь его – будешь жить. Нет, значит, подохнешь, – выкрикнул размалёванный гурон.

Только сейчас я поняла, что в помещении слишком много народу. Я проспала момент, когда все они появились.

Простые надзиратели сидели на каменном полу, при этом ноги их были скрещены, а спины ровны. За ними стояла дюжина разукрашеннолицых.

Узоры, странные полосы и завитки покрывали их кожу.

Между ними обнаружилось некое возвышение, которое я изначально приняла за простой камень. Но нет, это явно был пьедестал, на котором с важной рожей восседал вождь. Тот самый гурон, что сослал меня сюда. Он резко выделялся из числа остальных, и не только красными узорами на лице, но и поведением. Перед ним преклонялись. Не смотрели в глаза и бесконечно кланялись.

Словно он божество.

Сглотнув, я оторвала взгляд от хозяина этих подземелий и снова повернула голову на арену.

Бой начался. Похожий на борова княжеский вояка ринулся на полумертвого пленника, словно перед ним был реальный враг. Как же мерзко это выглядело со стороны.

Но…

Я ошиблась!

Стоило толстяку приблизиться к этому задохлику, как ситуация резко изменилась. Одним стремительным движением мужичок увернулся от неминуемого удара и запрыгнул солдафону на спину. Ещё одно мгновение, и боров завизжал.

Тот, кого я посчитала слабым, оказался в разы опаснее. Без жалости и сомнений он буквально раздирал горло сопернику когтями и зубами.

Княжеский пёс, пытаясь спастись, завалился на спину, давя соперника весом, но ничего у него не выходило.

Брызнула кровь. Фонтан красных капелек окропил каменный пол арены, решётку и… меня.

Дерущиеся были слишком близко от моей клетки. Я с нездоровым интересом, оттирая чужую кровь с руки и щеки, наблюдала, как задохлик рвёт противника.

Понимание накрыло с головой.

Это умертвие.

Он показался мне исхудавшим и изнеможённым, а в действительности мужчина был просто мёртв.

Это бледность трупа.

При этом умертвие явно было не первой свежести.

Те визги, что я слышала, – это не страх, а предвкушение трапезы.

Закрыв уши и глаза, я предпочла пропустить завершение боя.

Толстяк был ещё живой.

Предсмертные хрипы всё равно прорывались в моё сознание. Остальные звуки я старалась не замечать и не обдумывать, каким действиям умертвия они соответствуют.