Стас Колокольников - День Бахуса

– Ну-ну, до свидания, – лейтенант вышел.

Я видел, как он прошел мимо окон к своим. Они что-то спросили. Ответ вызвал дружный смех. На душе у меня стало противно и склизко, будто кто-то туда помочился. Я достал из тумбочки вина и выпил. Принятое лекарство направило мысли в более жизнерадостное русло, и я уже находил уморительной нашу встречу, понимая насколько комично смотрелся с перепуганной рожей среди банды расслабленных офицеров. Я выпил еще и забыл про них. Через неделю я уехал из пансионата.

Несколько часов по дороге домой мне не терпелось увидеть друзей, услышать их и напиться с ними. В моих отношениях с друзьями было что-то мистическое, начертанное на известке последних пирамид. В хрусталиках их глаз угадывались забытые миры. Теплые радостные, близкие и потерянные, они всплывали, словно лотосы из глубин небесного озера. А исчезая, оставляли след из серебряных облаков, которые долго не хотели рассыпаться и издавали приятные мелодичные звуки. Я так давно и горячо любил друзей, что порой забывал, кого и как зовут.

«Что толку с имен? – размышлял я укачиваемый движением к дому. – Имена – это всего лишь уловка, соединяющая нас с надоевшим механизмом, с туманной генеалогией, о которой знаешь только, что ты сын своего отца, который был сыном своего отца и так далее. Но за этим ничего не стоит, это не те двери, через которые можно куда-то попасть. Обертка, за которой нет начинки, универсальное надувательство. Да, оно необходимо, успокаивает, без него мы, как дети ночью в темной комнате без одеяла, под которым можно спрятаться с головой от пугающих открытий…»

Тут машину тряхануло на кочке, и мысли мои рассыпались, как кубики с буквами, превращаясь в абракадабру.

«Тьфу, ерунда какая, – зевнул. – А неплохо, если бы моим другом был Миссон или Караччиоли».

Вскоре я уснул и увидел…

Неторопливый разговор двух посетителей портового кабачка Марселя. Молодой офицер французского флота и беглый доминиканский монах говорили, склонившись друг к другу, стараясь не повышать голоса. Впрочем, никто не обращал на них внимания. Одеты они были скромно и заказывали исправно бутылку за бутылкой молодого флорентийского вина.

– Мне не терпится поскорей начать, – разгоряченный вином шептал молодой офицер, по виду типичный южанин, смуглый, с крупным носом и красивыми решительными чертами лица. – Разве теперь можно ждать? Надо действовать.

– По меньше суеты и спешки, сын мой, – охлаждал его пыл монах, облаченный в ветхую, но аккуратно заштопанную рясу . Он носил итальянскую фамилию Караччиоли, был светлее и выше своего товарища, говорил глубоко и мягко, словно находил в словах редкую прелесть и вкус: – Надо быть рассудительнее и на время подчинить себя разуму, к чему спешить, persuasionis pienus cuncta fato agi.

– О боже, нет-нет, ждать – это не по мне. Только не это.

– Понимаю тебя, но нам нужен корабль.

– У нас будет целый флот!

– Тише-тише, пока нам нужен только один корабль.

– О господи, нет ничего проще.

– Как?

– Для начала мы…

– Подождите, Миссон, – прервал монах, – мне кажется, следует перенести нашу беседу в другое место, лучше всего на свежий воздух.

– А что такое? – не понимал Миссон, подливая вино. – Чем здесь плохо?

– Уйдем отсюда, не зачем искушать судьбу. Поверьте, такие вещи лучше обсуждать укромно, подальше от общества. Сыновья Лойолы сидят в каждой таверне и суют нос в каждый разговор.

– Мгм, что ж, уйдем, – согласился Миссон, – только давай прихватим пару бутылочек вина. Оно здесь отличное!

В старом городе, куда пришли заговорщики, вокруг старой гавани еще сохранились руины римских укреплений. Волнующие тени былой мощи великой империи сиротливо доживали свой век. Глядя на них, Миссон сел на камень и откупорил бутылку.

– Знаешь, святой отец, – мечтательно улыбался он – я бесконечно влюблен в жизнь. Смотрю я на эти развалины и думаю, империи и города превращаются в пыль, цивилизации в легенды, люди кто во что горазд. Бесконечный поток времени почти не меняет правила этого мира, всегда чистое бежит от грязного, вечное от бренного, спокойное от суетного. Вот и мы бежим от этих городов в море, потому что ложь и мышиная возня претят нам. Так ведь?

– Бросьте, – отозвался Караччиоли. – Зачем эти разговоры?

– Не знаю, просто так подумалось.

– Поменьше думайте на пьяную голову, не искушайтесь, nescit vox missa reverti. Лучше объясните, что вы там придумали с кораблем?

– Все очень просто, святой отец. Завтра я пристрою вас на наше судно, вы человек образованный, латынь знаете, врачуете неплохо, и, уверяю вас, понравитесь капитану. Через шесть дней мы отплываем к берегам Индии, и там, в открытом море, где-нибудь у острова святого Лаврентия, нам представится случай завладеть кораблем, в удачном исходе которого я не сомневаюсь, потому как знаю о нашей команде намного больше капитана. Давайте выпьем за это.

– Пейте, я не хочу, – сказал Караччиоли.

Покачиваясь в такт набегавших волн, он что-то бормотал. Плащ черным парусом вздымался за его спиной.

– О чем вы там, святой отец? – позвал Миссон.

– Либертины.

– Что?

– Я говорю, либертины, так в Римской империи называли вольноотпущенников, кто вместо рабства получал свободу. А еще раньше был староитильский бог оплодотворения Либер, впоследствии ставший греческим Вакхом. Празднество в честь Вакха и Цереры называлось Либералия, в этот день в марте юноши получали тоги, свидетельствовавшие об их совершеннолетии… Либералия… Либерталия…

– Мм, непонятно, – промычал Миссон, больше занятый выпивкой, чем размышлениями друга. Будучи легким и беспечным человеком, он был уверен в скором свершении их планов и ни о чем другом и не думал.

Не прошло и четырех месяцев, как Миссон и Караччиоли захватили корабль, на котором плыли. Да и захватом это назвать, язык не поворачивался, команда сама с восторгом отдала им судно. В море они встретили еще немало людей, сходных с ними по духу. Карибский пират Тью добровольно вручил им свою шпагу и фрегат.

Вскоре на Мадагаскаре, созданная ими республика Либерталия воплотила в себе вечные идеи равенства и братства. В середине семнадцатого века это было едва ли не единственное место на земле, где свободные граждане с радостью подчинились разумным законам и правилам. Бывшие пираты, эти забияки, игроки и выпивохи, согласились даже на запрет на игру в кости и пьяный кураж.

Существовать долго республика Либерталия не смогла. Обманом негодяев она была уничтожена. Ложное донесение о богатых кораблях из Индии выманило все мужское население в море, оставив на истребление их семьи и дома. И кончилась история Либерталии, оставив о себе лишь красивую легенду о честных пиратах, ставивших свободу и справедливость превыше остального.