Дарья Гущина - Ведьмина доля

Таксист смачно зевал каждую минуту и, вырулив на проспект, спросил насчёт бодрой музыки. А я, да, не против. Я перебирала смс-сообщения и искала среди спама номер поезда. В салоне радостно грянуло рамштайновское «Мутер!..». Таксист опустил стекло и закурил. Я нервно поёрзала. Лет пять как бросила курить, но стоит только нагрянуть неожиданности… По тёмным улицам брели редкие прохожие, мимо нас с рёвом проносились машины.

– А можно побыстрее?

– Штраф сама платить будешь, – невозмутимо отозвался таксист и газанул.

Вокзал, в отличие от меня, давно проснулся. Из летних кафешек пахло шашлыком и самсой. По привокзальной площади гремели тележками приезжающие и уезжающие. Толпа «бомбил» перебегала от одного путешественника к другому и хором интересовалась: «Вас куда?..» Когда добрались до меня, я честно ответила, что надо «к пятьдесят третьему поезду, второму вагону». Желающих подвезти не нашлось. А жаль.

Пройдя фейс-контроль на входе в здание вокзала, я зависла перед табло, соображая, что к чему. Так, поезд придёт через пять минут, путь первый, а основное правило ведьм гласит – всегда и везде помогай своим. Бескорыстно и безотлагательно. Точка. Я поправила сумку и уныло потопала встречать поезд. Третью неделю не могу выспаться, а всё из-за осенних обострений у некоторых… личностей. Скорей бы зима…

На перроне объявили про нумерацию с головы состава, и я поспешила за гудящим поездом. В душе трепыхнулась тоска по дальним дорогам. Запахи шашлыка и креозота, грохот чемоданов и возбуждённый гомон провожающих, намарафеченные девицы в спортивных костюмах, молодые ребята в форме и бабульки с кульками огурцов и варёных яиц… Пять лет на одном месте. Ужас. Я остановилась напротив второго вагона. От вокзальных запахов – и запаха странствий – срывало крышу. Но…

Алла вышла из вагона последней. Волосы, собранные в пучок, длинная клетчатая юбка, чёрный пиджак, объёмный «ридикюль» на плече. Спустилась по железным ступенькам и подала руку девочке. Крысиный хвостик светлой косы, джинсы, красная ветровка, тощий цветастый рюкзачок. И огромные глазищи, серые… странные. Словно туманной дымкой подёрнутые. И я наконец поняла, зачем меня выволокли из постели в такую рань. Обратный билет на вечер, значит…

– Привет, – Алла нервно улыбнулась. – Прости за беспокойство и… Это Зоя, моя крестница. Зоя, это Ульяна, ведьма Круга.

Я с интересом посмотрела на девчонку, а она – на свои кроссовки. И буркнула под нос что-то приветственное, когда Алла ненароком сжала её плечо, ссутулилась.

– Так, все за мной. Хочу кофе, – решила я.

Вернее, кофе с коньяком. Такого, где в коньяк добавляют пару капель кофейного ликёра. Но никто же не нальёт. Да и не действует на ведьм человеческий алкоголь.

В кафешке было тихо и безлюдно. Мы сели за столик в углу, и сонная официантка принесла меню. Алла удалилась в уборную, а мы с Зойкой минут пять играли в гляделки и молчанку. Однозначно ведьма. И лет должно быть… одиннадцать-двенадцать. Мелкая, но взгляд внимательный, умный.

Официантка принесла кофе, два чая и тарелку пирожных. Алла нервно взялась за «картошку», а девочка нехотя заковырялась в «корзинке». А я пила ужасный растворимый кофе и вспоминала. Где-то я уже видела похожие глаза… Где-то у кого-то и когда-то. Зрительная память у меня неплохая, за исключением одного «но»: деталь запомню, а сопутствующие время, место или человека – не всегда. Или давно дело было… или очень давно.

– Алла, не томи. Говори, зачем приехали.

– Зойке скоро тринадцать, через месяц, – она глянула искоса. – Ульян, покажи её Верховной.

Что такое «скоро тринадцать», я помнила прекрасно. Играй, гормон, и кто не спрятался – я не виноват. Внутренняя сила то ищет выход так, что крышу сносит, то замирает на несколько недель, что ещё страшнее. А потом – тринадцатый день рождения, выбор сферы силы, подключение к стихии, постепенное высвобождение накопленного и долгожданное равновесие. Но до того как…

– Ритуал выбора может провести любая ведьма, – я поставила на стол пустую кружку. – Зачем тебе Верховная? Ты в курсе, сколько у неё дел? И сколько таких же девочек и их… опекунш жаждет попасть именно к Верховной? У неё нет времени на всех, она одна на целый округ.

– Знаю, – Алла кивнула, продолжая сверлить меня упрямым взглядом. – Но Зойка… необычный ребёнок. А ты…

Начинается…

– …ты – внучка Верховной. Тебе проще.

– Вообще-то внучатая племянница, – я скривилась. – Она – троюродная бабушка маминой двоюродной тетки. Седьмая вода на киселе.

Но мы с мамой – её единственные живые кровные родственники с ведьмовской силой. И нас родство с Верховной ужасно тяготило. Мы, конечно, старались его не афишировать, но шила в мешке не утаишь.

– Тебе проще, – повторила Алла.

– У нас отвратительные отношения.

Она посмотрела с упрёком и снова взялась за «картошку». Я заказала вторую чашку кофе и уставилась на Зойку. Необычная? Да мы все необычные. За последние восемьдесят лет в нашем округе не родилось ни одной нормальной ведьмы, только… необычные. Как мрачно шутила Томка, мы – люди Х колдовского мира и являем собой новый виток магической эволюции. Со всеми вытекающими из этого последствиями.

– А тебе сколько лет?

На вид – слегка за тридцать, но раз нет видимых признаков…

– Восемьдесят два.

Повезло. Значит, «необычность» может и напугать. Хотя нас растили и учили, как обычно, по старым методикам и принципам.

Девочка тем временем забросила «корзинку» и, сопя, поглядывала на дверь с очевидным желанием удрать, но не решалась. Я присмотрелась к ней и привычно втянула носом воздух. И что ж в тебе такого… О. Стена. Всё прошлое перекрыто. Я прищурилась. Зойка покраснела. Я повторила попытку, но вместо привычных образов из прошлого – зыбкая стена густого тумана.

– Сама ставила или кто помог? – я наклонилась к девочке через стол.

– Что «ставила»? – удивилась Алла. – Ты о чём, Ульян?

Я проигнорировала Аллин вопрос, а Зойка – мой. И с такой тоской посмотрела на входную дверь…

– Родители есть?

– Отца никто никогда не видел, – Алла обняла крестницу за плечи. – Мать – ведьма, но слабенькая, из потухшего рода. Быстро утратила силу и спилась. Пять лет назад пропала без вести. Мы – дальние родственники, и я оформила опекунство. Больше у неё никого нет.

Зойка повернулась и неожиданно заявила:

– Нет, у меня тётя есть! Родная! – голосок тонкий, звонкий, музыкальный. – Она ко мне приходит и всё рассказывает! И я её найду!

Я вопросительно посмотрела на Аллу, а та пожала плечами и негромко ответила:

– Нет у неё никого. Грустно одной, вот и выдумывает. У её матери была сводная сестра, но о ней уже лет сорок никто ничего не слышал. Наверно, тоже «потухла» да сгинула где-то.