Леонид Резников - Али-баба и тридцать девять плюс один разбойник

– Благодарю, оседланных коней вполне достаточно. Вы деловой человек, Мансур-ако. – Махсум позволил себе скупую улыбку. – С вами приятно иметь дело.

– А то! – гордо приосанился Мансур. – Все, свободны!

Махсум с Ахмедом заспешили к дверям, а Мансур, взявшись за принесенные ему перо с бумагой, задумался, скребя остро отточенным кончиком пера затылок:

– И все-таки я так и не понял: при чем здесь я?..

Новый топор Али-баба так и не купил – хотел, конечно, но все было как-то недосуг. То лежанку плетеную матери приспичило для отдыха, то казан, служивший тридцать лет верой и правдой, неожиданно прохудился, то забор нужно подлатать да веранду на крыше дома устроить, то у лопоухого корм раньше времени закончился. Дел, в общем, было невпроворот, и чем дальше, тем больше. И вот же удивительное дело: не было денег – и как-то обходились без лежанок, двух казанов и прочего, и прочего, а как завелись, так сразу понадобилось и то, и другое, и третье. Прямо-таки напасть какая-то! Али-баба только и успевал, что развязывать и завязывать мешок с золотом, монеты в котором убывали с пугающей быстротой.

– Али-баба, сынок! – окликнула мать сына, входя в дом. – Мне нужно немного денег.

– О, мама! Зачем теперь? – У Али-бабы в последнее время появилась странная привычка чесаться, когда речь в очередной раз заходила о деньгах. Вот и сейчас, лишь прозвучало знакомое «немного денег», на несчастного Али-бабу напала жестокая чесотка.

– Я платье на рынке присмотрела – хорошее, крепкое, надолго хватит, – повела насурьмленной бровью мать. – Да и сундук для вещей надо бы купить.

– Два, – хмуро отозвался Али-баба, скребя шею и руки ногтями.

– Платья? – обрадовалась старушка щедрости сына, но, как оказалось, слишком рано.

– Сундука два. А лучше три. В один ваши вещи – увы! – не поместятся. Знаете, мама, вам впору уже одежную лавку открывать или модный дом, столько вы тряпок за неделю накупили.

– Ой-ё, какой ты стал жадный, сынок, – удрученно покачала головой мать. – Родной матери…

– Я не жадный – я экономный, – огрызнулся Али-баба. – Прошло всего две недели, а уж полмешка нет. А вы не подумали, что мы будем делать, когда золото закончится?

– А чего думать-то? – махнула ручкой старушка. – Пойдешь в свою пещеру и еще один мешок возьмешь.

– Да вы в своем уме?! – Али-баба от подобного заявления аж подпрыгнул на месте словно ужаленный.

– А что такого? – наивно похлопала глазами мать. – Если дух такой добрый, то чего не дал сразу два мешка, а всучил тебе всего один?

– Он предлагал, – растерялся Али-баба, – но я отказался. Жадность – великий грех, мама.

– Глупый ты у меня еще, – обреченно вздохнула старушка. – Кто ж отказывается, когда дают. Дураком быть – вот великий грех. Брал бы пример с Касыма. Столько денег, а до сих пор ходишь, как оборванец. Непутевый!

– Да вы что?! – охнул Али-баба. – Мама, я вас просто не узнаю.

– И я тебя тоже, между прочим! Попросила одну монетку на платье, так разговоров на полдня.

Али-баба тяжко вздохнул, перестал чесаться и полез в мешок. Скрепя сердце он отсчитал три монеты и передал их матери.

– Возьмите. Этого хватит на хороших прочный сундук и на платье.

– Вот спасибо, сынок! – обрадовалась женщина, заворачивая монеты в тряпицу, а тряпицу зажала в кулак – так уж точно никто денег не украдет. – Знаешь, там еще сурьму привезли и индийские благовония, – вопросительно уставилась она на сына.

– Ну, знаете, мама! – окончательно вышел из себя Али-баба. – Да у вас столько краски набралось – хватит три раза с ног до головы выкраситься и еще на долю лопоухого хватит. А вонючими благовониями весь дом уже до самой крыши провонялся, с закрытыми окнами спать невозможно. Ничего больше не дам! – отрезал Али-баба, закрывая собой изрядно сморщившийся мешок.

– Нет так нет, – пожала плечами старушка. – И незачем так кричать. Подумаешь…

Она развернулась и, чуть сутулясь, потопала к выходной двери. Али-баба проводил мать тяжелым взглядом, вновь вздохнул и, размышляя о власти проклятого золота, завязал мешок бечевой. Нужно было что-то решать, вот только что…

Я уверен, вы скажете, что потратить полмешка золота за полмесяца невозможно? Можно, и еще как! А при желании и целый мешок. Были бы деньги, а товар по сходной цене всегда найдется. Вы слышали, есть лавки, в которых богатым бездельникам втюхивают грошовые товары по цене целых двух лавок со всем их барахлом? Не слыхали? Есть такие, клянусь Аллахом: и лавки, и чудаки, которые в них покупают. Что, скажете, таких чудаков не бывает? А видели ли вы, некоторые женщины в драных шальварах ходить начали? Думаете, нищие? Ан нет! На днях мне на глаза дочка купца Вахида попалась в драных штанах. Скажете, тоже нищие? Это, говорят, последний писк моды – рванье носить. Так штаны-то на девчонке откуда, как вы думаете? Мы все здесь взрослые люди, и потому я вам скажу напрямую: от моей Зейнаб те штаны, вот провалиться мне на этом самом месте! Моя жена, чтоб у нее в бане шальвары не подменили, всегда на них свое имя вышивает по нижней оторочке, а тут гляжу: и штаны драные вроде как ее, и даже имя на положенном месте красуется! И ведь на помойку штаны-то выбросила, а оно вон как… Рассказал я Зейнаб про шальвары – вот как вы прямо мне не поверила, побежала смотреть. Точно, ее шальвары! Решила допытаться у Мадины, дочки купцовской, откуда та их взяла, а Мадина гордо ей и заявляет: в той-то и той-то лавке за пять золотых купила. А вы говорите!..

Так о чем я? Ах да!

Касым тоже был далеко не дурак, деньги-то он лихо считать умел и приход с расходом быстро связывал: на полкошеля золотых так не развернешься. Али-баба уже не раз замечал, как брат подозрительно косится на него и на мать. Еще бы! Новые платья каждый день, новые казаны, новое стойло ослу, в кормушке у животного не переводятся отборные овес и ячмень, хотя Али-баба и считал совершенно бесполезным расточительством кормить подобным образом осла. Еще новая калитка, новые двери и окна, беседка на крыше, выложенная плиткой дорожка к дому, и тут уж поневоле задумаешься, на что все это куплено. К тому же Али-бабу уже две недели никто не видел спешащим в горы с топором на плече, что не могло не вызвать разных домыслов и подозрений.

Смотрел Касым, смотрел, наконец сложил два и два и направился к брату, кипя праведным гневом. Согласитесь, кому понравится, что его держат за круглого дурня.

– Эй, Али-баба? Где ты, гнусный плут?

Потный и красный от возмущения Касым, как всегда без спросу, ввалился на половину дома, где жили Али-баба с матерью.

– А, вот ты где прячешься!

Али-баба только и успел, что прикрыть мешок курпачой.

– Э, Касым, разве тебя не учили, что вламываться в чужое жилище неприлично?