Дмитрий Рассказов - Бугорландские Хроники

Как бы там ни было, но кроме солдат, завербованных ранее в закусочной, желающих быть завоевателями больше не оказалось. Да и за теми, кто уже был завербован, нужен был глаз да глаз. Градус совсем извелся, неустанно следя за тем, чтобы собранные с таким трудом горе-вояки в одночасье не разбежались.

Да тут еще, вдобавок ко всему прочему, к ним неожиданно заявился налоговый инспектор с требованием уплатить налоги за год вперед. В процессе перебранки выяснилось, что по новому закону все завоеватели перед своим завоевательским походом, должны были уплатить налоги авансом – за год вперед, чтобы в случае их гибели налоговые органы не несли бы финансовые потери. Инспектора, как водится, хорошенько отлупили, только на душе от этого легче не стало.

Горох же все ни как не мог решиться, и принять окончательное решение – ехать им, или не ехать. Целыми днями напролет он просиживал в привокзальном буфете, просматривая раз за разом свои старые конспекты по теории завоевания государств и народов в надежде найти там хоть что-то, что разрешило бы все его сомнения. Но в этих конспектах были одни лишь хитроумные математические формулы по вычислению затрат, требуемых для того или иного завоевательного похода. Подсчитав как-то среднюю сумму затрат, необходимую для завоевания самого маленького государства Гороху сразу же стало дурно. Сумма получилась просто астрономическая.

1.9.2.

И не известно, чем бы все это закончилось, но тут события вышли из-под Гороховского контроля и стали развиваться сами по себе, в независимости от царской воли.

Сначала в буфет с диким шумом влетела жирная, иссиня-черная ворона. Сделав несколько кругов под самым потолком, птица не нашла ни чего лучше, как усесться самым наглым образом царю на плечо. Горох продолжал невозмутимо пить свой кофе – он любил птиц и животных. Внимательно поглядев на царя, ворона прокаркала, как бы между прочим:

– Бывает и хуже…

Вслед за вороной в проеме двери появился подозрительный тип в большой клетчатой кепке и с кинокамерой на плече. Глядя в глазок видоискателя, незнакомец принялся самым бесцеремонным способом снимать на пленку пьющего кофе царя, залезая при этом объективом чуть ли ему не в чашку.

– Отттлично! Пппревосходно!, нахваливал сам себя незнакомец, после каждого отснятого им кадра. (Незнакомец, как выяснилось последствие, немного заикался, когда волновался). Впрочем, это заикание, никоим образом не помешало ему запечатлеть на пленку помимо невозмутимого Гороха, еще и Яшку, убиравшего в это время грязную посуду со стола, а также весь интерьер буфета в целом.

– Потомки будут дддовольны, заметил, как бы между прочим, незнакомец. – Ввваши лица нннавек останутся ннна пленке. И все это ббблагодаря мне.

– Насколько я понимаю, Вы желаете записаться в наши ряды, флегматично заметил царь, продолжая, как ни в чем не бывало, попивать свой кофе.

– Ннни в коем случае, нни куда я нне желаю записываться. Я сам вас всех зззапишу, в смысле зззасниму, пояснил незнакомец. – Ттточнее уже заснял. Осталось ппподождать немного, покуда вас всех поубивают, тттогда этим кадрам – цены небудет.

– Да ты кто такой будешь? – фыркнул Горох, возмущенный не столько бесцеремонным вторжением незнакомца в его частную жизнь, сколько тем фактом, что одет был этот самый незнакомец в точно такой же клетчатый пиджак, какой был сейчас на нем самом. Кто бы мог подумать, что такая вот мелочь, сможет вывести царя из прострации, в которой он находился все последнее время. Царь не любил быть похожим на кого- либо ни в поступках, ни тем более в одежде. Он считал себя единственным и неповторимым. Да и пиджаков у него теперь было более чем предостаточно – помимо полувоенного френча, убранного до поры до времени в саквояж, у царя имелось еще как минимум три пиджака. Один простой, классический – черного цвета, другой серый в крапинку, ну а третий был в клеточку, точь в точь такой же, какой был сейчас на незнакомце. И угораздило же царя надеть сегодня именно этот пиджак. А сменить пиджак, не привлекая при этом внимания окружающих, не представлялась пока возможным.

– Я Фффакс, всемирно известный, в будущем, рережиссер, представился незнакомец, не переставая при этом снимать царя и его ближайшее окружение. – В моем лице ссслились две известнейшие и ссстарейшие фамилии – Фффакт и Фффарс. Мое призвание – показывать людям самые обыденные вещи с той ссстороны, с которой ни кто и не удосуживается на них пппосмотреть. Причем делаю я это сссовершенно бббескорыстно, из любви так сказать к искусству. Пппри этом я всегда говорю ппправду, только ппправду, и ничего кроме ппправды. За что и ссстрадаю, – слушать ппправду о себе ни кто почему-то не хочет. Но нннничего, я им всем еще пппокажу…, погрозил кулаком куда-то вдаль незнакомец, – я им ппокажу… как надо снимать настоящее кккино. Ббблагодаря мне вашу мученическую смерть увидит весь мир.

– Вообще-то мы умирать не собираемся, буркнул себе под нос Горох, все еще занятый размышлениями о незаметной смене пиджака.

– Пппрекрасно сссказано!, воскликнул незнакомец. – Тттак и ннназовем первую серию – «Ннни кто ннне хотел уумирать».

А фильм ннназовем… ээээ…нужно что-то короткое, как ваша жизнь, но всеобъемлемоющее, пппридумал – «Хххроника хоронения хххроников»…

«Фильм это хорошо, задумался Горох, в сильном волнении потирая подбородок. Фильм это и слава, и деньги, и… Вот только, придурок этот со своим пиджаком мне не нравится, хоть – убей».

– Вы, что оообиделись, что ли? – удивился Факс, словно бы угадав мысли царя. – Ну, вввот, так вввсегда. А я ведь правду сссказал. Я всегда говорю ппправду, правду, и ничего кроме ппправд…

1.9.3.

Но договорить он не успел, в это время со стороны главных вокзальных ворот послышались какие-то странные, отвратительно-мерзкие звуки. Царь, воспользовавшись благоприятным моментом, поспешил на платформу, узнать, что там стряслось.

Вскоре выяснилось, что весь этот шум издавала огромная толстая свинья высотой с человеческий рост. Завоевателям ни когда прежде не доводилось видеть такую огромную свинью. Верхом на этой свинье сидел юный отпрыск лет семнадцати отроду, в потертой кожаной куртке и темных солнцезащитных очках. Голову юнца украшал гребень давно немытых волос, ярко фиолетового цвета. Посредством больших фирменных наушников, юнец слушал музыку, пуская при этом сигаретный дым прямо в свиное рыло. Свинье явно не нравилось такое к ней свинское отношение, и свое недовольство она выражала оглушительным визгом. Эти звуки и привлекли внимание Гороха и его сподвижников. Юнец меж тем продолжал доводить свинью до бешенства, не обращая ровным счетом ни какого внимания на собравшуюся вокруг него толпу народа.