Яна Додина - Праздник, припорошенный снегом

– То есть ты считаешь, что такая вероятность может быть?

– Не знаю, Дана. Я ничего уже не знаю!

– Так может время узнать, наконец?!

– Поэтому мы и пойдем завтра. Вместе.

***

За час до приёма Антон перестал выходить на связь. Я звонила ему в офис, ассистентка отвечала: «ушел еще час на зад». Я набирала на личный номер – меня перебрасывало на автоответчик. Я трезвонила и писала на рабочий телефон – отключен. У меня начался нервный смех, плавно переходящий в безудержные конвульсии на полу в коридоре нашей с Антоном квартиры. Я не понимала, что с ним происходит, почему он так себя ведет… Зачем устраивает этот цирк. Пытаясь унять слёзы, я старалась параллельно ответить на все эти безмолвно повисшие в воздухе вопросы.

Кое-как успокоившись, через сорок минут я постучалась в двери Романа Ильдаровича.

– А, Дана, это вы. Входите, присаживайтесь, милочка. Знал, что вы будете одна.

– Я не знаю, поче… – начала, было, оправдываться я, но доктор властным тоном остановил меня.

– За почти 30 лет практики я перевидал таких случаев знаете сколько? Огромное количество. Не счесть. И никто не знает, почему в такой ответственный момент те, которые, как кажется, любят вас, оказываются не рядом. Трусость? Слабость? Нежелание видеть проблему в себе? А может, просто что-то другое, но точно не любовь? Не знаю, Дана. У многих моих клиенток мужья отказывались идти ко мне на прием, потому что были уверены, что у них все идеально с репродукцией. Говорили, мол, иди-ка ты, дорогая, сама разберись. А потом становилось ясно, что проблема как раз в мужчине. Если женам удавалось привести своих партнеров, первичный анализ спермограммы сразу показывал некоторые… кхм… отклонения, скажем так. Мы устраняли их быстро. Быстрее, чем те изначально соглашались посетить меня. В общем, я посмотрю все результаты ваших анализов, но без него вынести общий вердикт может быть трудно, при условии, если у вас все хорошо.

Я слушала Романа Ильдаровича, а сама беспрерывно нажимала на кнопку «вызов» в своем телефоне, пытаясь дозвониться до Антона. Все еще не могла поверить в то, что он… просто сбежал.

Внимательно изучив мои анализы, при этом мыча себе под нос, доктор поднял глаза и внимательно уставился на меня, как бы оценивая вероятность того, насколько импульсивно я прореагирую на то, что он мне сейчас скажет.

– Видите ли, Дана… М-м-м… Как бы вам так сказать. У вас очень неординарный случай.

– В каком смысле – неординарный?

– Процент забеременеть самостоятельно очень мал. Он есть, но катастрофически, я бы сказал, маленький.

– К-к-ка-а-кой? – предательски заикаясь, взволнованно задала вопрос я.

Врач отвел от меня взгляд и произнес.

– Процента 2, не больше…

Услышав эту фразу, я потеряла дар речи. Только какая-то специфическая сила пронзила всё моё тело, что я моментально задрожала. Каждой конечностью. Словно в начале эпилептического припадка.

– Хотите воды, Дана? Послушайте, процент маленький, но он есть. Мне бы для полноты картины обследовать вашего…

Но я уже его не слушала. Слова доктора доносились до меня расплывчатым эхом, словно кто-то пытается докричаться до меня, находясь на поверхности воды в то время, как я тону… Я и правда утонула в ту самую секунду. Захлебнулась в горечи рухнувшей заветной мечты.

Опустим драматический момент о том, как гнев вырвался наружу и я, находясь под воздействием неописуемой злости и агрессии, чуть не разнесла весь кабинет врача. Думала, что после этого эпизода меня точно упекут в психушку. И была, в принципе, согласна на это.

Обычному человеку представить сложно, каково это – оплакивать ребенка, которому никогда не суждено появиться на свет. Глупо звучит, наверно, но в 26 узнать, что никогда не станешь матерью, – это сродни смерти всего живого, что есть в тебе.

Не помню, как оказалась дома в тот день. Кажется, персонал клиники вызвал для меня такси. Я молилась только об одном: чтобы Антона в квартире не оказалось. Хоть тут Бог услышал мои молитвы. Его не было. Но мне стало все равно. Ни с ним, ни с кем-то другим я никогда не познаю радость материнства. Никогда.

Слезы неконтролируемо лились почти весь вечер. Я лежала в темной гостиной, уткнувшись в подушку на диване и плакала, плакала, плакала. Всю жизнь одиночество стояло всего в шаге от меня. В детстве я не чувствовала, что кому-то нужна, когда выросла – безуспешно пыталась избавиться от одиночества в компании человека, которого, как казалось, любила, и которому старалась внушить, что и он меня любит. Отгоняла страшные мысли об одинокой старости тем, что у меня будет большая семья и вот… Этот день определил, что моим мечтам не суждено сбыться. Тогда-то я и ощутила холодное, почти кладбищенское присутствие одиночества уже не просто за моей спиной, а рядом. Рука об руку.

***

Ближе к ночи Антон начал забрасывать меня звонками и сообщениями в стиле: «прости, я не смог, но вот в следующий раз…». В итоге мне пришлось его заблокировать. Больше не желала я терпеть этого человека в своей жизни. Отчасти даже не потому, что ему не хватило смелости приехать, а потому, что теперь точно знала, что проблема именно во мне.

Найдя в себе силы подняться с дивана, я судорожно принялась выбрасывать вещи Антона из шкафа в сумку. Нужно, чтобы он съехал. Немедленно. А потом и я сменю адрес. В этой квартире тоже не было сил оставаться. Да и вообще… Теперь такое большое и просторное жилище мне не нужно. Детская комната все равно мне не светит. Переселюсь в однушку. Студия – неплохой вариант.

Я собрала его вещи и выставила их за дверь. Пусть, думала, приедет, увидит их, заберет и катится ко всем чертям.

Но он приехал. И захотел объясниться. Я даже не пустила его на порог. Может, и стоило, но разве есть смысл объясняться в том, что и так предельно ясно?

Не впасть в депрессию и жить дальше мне отчасти помогла Кристина. Точнее, даже не она, а работа, которой она меня загрузила. Именно тогда ко мне пришло осознание того, что теперь именно в работе и стремлении делать лучше и профессиональнее – моя основная цель, мое призвание.

Не скрою, что первое время не могла без щемящей боли и некоторой зависти смотреть на Крис и ее растущий не по дням, а по часам, животик. Но потом как-то унялось. Многие говорят, что время лечит. Думаю, что не ко всем жизненным ситуациям подходит эта фраза. Оно не лечит, но облегчает боль, накладывая на нее шлейф с каждой минутой отдаляющихся воспоминаний и, как результат, вместе с ними уходящих разрушительных эмоций. Я даже искренне радовалась, когда Крис родила. Даже нашла в себе силы приехать в роддом с букетом цветов, корзинкой с памперсами и милой одеждой для бэбика.

Полностью ушла в работу. Не спала ночами, планируя новое мероприятие, добивалась повышения зарплаты и пробивалась вверх по карьерной лестнице, оставляя конкурентов далеко позади. Работа стала моим новым смыслом жизни и только она помогала не думать мне о том самом дне, когда я услышала, что бесплодна.