Максим Эрштейн - Хааст Хаатааст

К середине января на острове установилась светлая, ясная погода, и очень хотелось, чтобы она продержалась до весны. Бури и мокрые снегопады, делавшие непроходимой горную дорогу, на которой стоял офис, закончились, и работа экспедиции восстановилась. Дорога была расчищена, почтальон доставил груду посылок и писем, и Хааст с Леонардом несколько дней были погружены в разбор корреспонденции и установку нового оборудования. Помимо всякой научной всячины, были присланы новейшая кофеварка и несколько солнечных батарей, заказанных Хаастом вскоре по прибытии в экспедицию. Кофеварка радовала разнообразием необычных напитков, и поначалу использовалась несколько чрезмерно. Елена наконец заявила, что разложение Рима началось именно с таких кофеварок, и что она сильно перевозбуждена и не может спокойно работать. Ей и Чагину действительно было необходимо огромное терпение и спокойствие при работе с детьми, и пришлось ограничить себя только послеобеденным кофе. Постепенно работа офиса вернулась в привычное русло: Леонард и Хааст возобновили поездки по делам экспедиции, и по утрам родители снова стали приводить детей для занятий.

В один из таких погожих январских дней произошел эпизод, который положил начало всем основным событиям нашего рассказа. Поздним утром явились неожиданные посетители: несколько мальчишек из деревни, в морских бушлатах и сапогах из тюленьей кожи. Один из них держал в руках холщовый мешок, от которого доносился резкий запах свежей рыбы. Держались они кучкой и храбрились, но видно было, что хорошего приема они не ожидали. Первым их встретил Хааст, они оживленно поздоровались и стали что-то наперебой говорить, но затем увидели Елену и притихли.

– Так, ребята, – сказала Елена, – вы опять за свое? Сколько раз вам говорили – не приходите сюда больше! Давайте, давайте отсюда – и она указала им на дверь.

– Ну тетенька, дядя, ну купите рыбу. Мы все деньги родителям отдадим, честно! – закричали мальчишки. Державший мешок развязал его и извлек крупную, еще живую рыбину, похожую на кету или горбушу. Он с гордостью протянул ее Хаасту.

– Это классная рыба, на зимней рыбалке такую редко возьмешь. Сегодня утром поймали. Пожарите ее, не пожалеете. Возьмите, дяденька!

Рыбина и вправду была хороша, и стоила, скорее всего, недешево. Хааст улыбался и выражал симпатию и сочувствие. Елена сердилась. Дети выжидали, чем для них закончится такое неоднозначное положение, чувствуя, что дело может выгореть.

– А ну марш отсюда! Ничего мы у вас не купим! – строго и громко приказала Елена. – Забирайте свою рыбу и по домам!

Когда Елена повышала голос, а такое случалось крайне редко, то в серьезности ее намерений сомневаться не приходилось. Мальчики, попятившись, обратились умоляющими взглядами к Хаасту, но он молчал. Пауза длилась недолго. Старший засунул рыбину обратно в мешок; они опустили глаза, развернулись, и, ни слова не говоря, вышли из дома.

– Елена, ну зачем вы так? – возбужденно спросил Хааст. – Что это за дети? Подождите минуту, я им хоть на мороженное деньжат подкину – и он выбежал за мальчишками, но их и след простыл. Тогда Хааст запрыгнул в машину и вырулил на дорогу. Проехав пару сотен метров в гору, он развернулся и помчался в обратном направлении, вниз, к деревне. Мальчишек нигде не было видно.

«Спрятались где-то, черти», – подумал Хааст, и вдруг, боковым зрением, разглядел какое-то движение внизу на горном склоне. Покачивались еловые ветки, то тут, то там, все ниже от плато к деревне. Осыпающийся с них снег распылялся и парил еще некоторое время в воздухе белыми прозрачными облачками.

– Вот так штука! – воскликнул Хааст. Ему рассказывали, что здесь нельзя было спуститься прямиком по склону в деревню, это было чрезвычайно опасно. Он оставил машину на обочине, и после недолгих поисков нашел место, где край плато плавно сливался с лесистым косогором. Спрыгнув вниз, он очутился в хвойном лесу и обнаружил некоторое подобие тропинки, по которой, по всей видимости, шли мальчишки.

«Дело принимает занятный оборот», – с удовольствием подумал Хааст, и давно забытая энергия, наполнявшая его в таких случаях, отозвалась в мышцах ног. Глаза его стали видеть острее и весь он перешел в особое состояние, какое бывает с опытными охотниками и альпинистами, когда они оказываются на стезе своего промысла. Хааст двигался по мелкому ельнику умело и зряче, и мог бы бежать в нем бесшумно и заметать следы. Мальчишки, возможно, тоже так могли, но сейчас они явно не заботились о секретности, им и в голову не приходило, что кто-то станет их преследовать. Поэтому Хааст без труда обнаружил их след, и спускаясь по нему, вскоре увидел внизу их черные мелькающие спины. Деревья, между тем, редели и тропинка преобразовалась в подобие просеки. Спустя несколько минут Хааст разглядел невысокий бревенчатый сруб, наполовину закопанный в землю, и рядом хозяйственный сарай, сколоченный из пестреющих грузовыми штампами портовых досок.

Мальчишки зашли в избу, а Хааст остался ждать неподалеку, выглядывая из-за большого валуна и соображая, как быть дальше. Скоро из избы вышел белобрысый парень лет восемнадцати, он наспех застегнул ватник, поднял со снега какие-то ветки и резко повернулся к открытой двери.

– А ну, выходите, придурки, – злобно крикнул он. – Быстро, кому сказал?

Мальчишки понуро вытащились наружу.

– Куртки на землю! Скоты! – еще более яростно завопил белобрысый.

– Никита, не надо. Мы завтра принесем деньги. Пожалуйста! – заскулили двое мальчишек, но старший молча скинул бушлат и, стиснув зубы, повернулся спиной к белобрысому.

– Какой был уговор, а? Вы что же, голубчики, обманывать меня вздумали? Получайте теперь, по договору! – наставительно сказал Никита и нанес три хлестких удара ветками по спине старшего мальчика. Рубаха его окрасилась в кровь, но он не издал ни звука.

Потом повернулся к своему палачу и твердо произнес:

– Не трогай их. Мне лучше дай еще розог. Ошиблись – исправимся. Не будь сукой.

Хааст сдерживался изо всех сил, чтобы не вылететь из своего укрытия и не наброситься на обидчика мальчишек. Но он понимал, что здесь все не так просто – у ребят с этим Никитой какой-то договор, да и Елена злилась на них. Обнаруживать себя и вмешиваться пока не стоило.

– Ладно, щенки, куртки не снимайте, – обратился Никита к двум мальчикам помладше. – Получайте на орехи.

И он наотмашь хлестнул одного из них прутьями поверх бушлата. Мальчик упал в снег и заплакал, однако видно было, что ему досталось значительно меньше, чем его старшему товарищу. Хааст не выдержал и сделал шаг из-за камня, но сразу же нырнул обратно, так как из сруба показалась еще одна фигура. Это был молодой человек лет двадцати пяти, в одной рубахе, от которой на морозе шел пар. Основательный, осанистый, с выразительными чертами лица, он выглядел этаким купцом-великороссом, сошедшим с портретов русских передвижников конца девятнадцатого века. Он подошел к старшему мальчику и со словами «Просил еще – получай», отвесил ему значительного пинка под зад. После чего снисходительно пробасил: