Мирослава Чайка - Элитная западня. Часть вторая. Сокровища Гериона

После шоу настроение у ребят было на такой мажорной ноте, что домой идти не хотелось. Сначала они заглянули в маленький уютный ресторанчик, а потом гуляли до рассвета по узеньким старинным улочкам Парижа, по которым еще в средние века блуждали в ночной темноте влюбленные парочки, надеясь увидеть представления бродячих артистов. Так, держа под руку Германа и Лану, шла Ева, и предвкушение завтрашнего приключения в Люксембургском саду играло на ее красивом лице еле заметной улыбкой.

В апартаменты молодые люди вернулись, когда уже рассвело, приняли душ, позавтракали и, зная, что в 12:00 им нужно быть возле фонтана Марии Медичи, где по строкам на гобелене «Циклоп пугает свою Галатею», решили спать уже не ложиться. Нарядившись поудобнее, они отправились гулять по Люксембургскому саду, надеясь до полудня разыскать атрибуты, которые им удалось рассмотреть у четырнадцатой статуи в галерее королей. Фигура этого короля действительно отличалась от остальных, он одной рукой держал крест, другой меч, и у его ног, единственного из всех двадцати восьми, стояла собака.

– Все в сад! – выкрикивала Лана, забегая на территорию Люксембургского сада, не обращая внимания на безучастных французов и любопытных туристов, праздно гуляющих по ухоженным аллеям. Настроение у нее было приподнятое, она, будучи неисправимой мечтательницей, представляла себя ни больше ни меньше самой Марией Медичи, которую окружают тысячи подданных. В ее фантазиях статные симпатичные мастера строили для нее дворцы, сооружали фонтаны, писали портреты, а поэты, держа в руках страусиные перья, воспевали в стихах ее красоту.

Погода стояла сухая и солнечная. Сад, который был разбит еще в 1612 году по заказу французской королевы Марии Медичи, напомнил русским студентам земли Италии. Герман предположил, что такое впечатление создается из-за пальм, растущих в огромных кадках, и ярких цветников, разбитых повсюду.

– А мне кажется, что этот итальянский флер из-за большого количества водоемов и фонтанов, – рассуждала Ева, разглядывая зеркальную гладь пруда прямо у фасада Люксембургского дворца, где несколько мальчишек пускали кораблики и тут же плавали утки с маленькими утятами, а в самом центре журчал небольшой фонтан.

В Евиных глазах было столько радости и очарования от увиденного, что Герман тут же предложил взять парусные лодочки напрокат и тоже поучаствовать в этой импровизированной регате. Он притащил девушкам два парусника и небольшие шесты, похожие на кий, ими нужно было отталкивать суда от бортов фонтана. Лана быстро пустила свое судно и помчалась вдоль ограды, не замечая ничего на своем пути, тыча кием в борт, стараясь предотвратить кораблекрушение. А Ева начала рассматривать свой парусник, нежно касаясь пальцами дерева отполированного корпуса, а потом подняла судно перед собой, разглядывая на просвет паруса.

– Смотри, на бизань-мачте морской конек, – повернувшись к Герману, восторженно произнесла девушка, – и паруса легкие, белые, романтика!

Герман не видел морского конька, потому что не мог отвести глаз от Евы, она, словно юная Ассоль, держала в руках небольшой парусник, наполняя пространство вокруг себя негой. Ее длинные волосы развевал ветер, заставляя их переливаться в солнечных лучах, как начищенная до блеска бронза, складки легкого платья напоминали настоящие паруса, которые надувались от порыва ветра и хлопали приятным глухим эхом, и, конечно, ее взгляд – взгляд, затуманенный романтическими мечтами, не замечающий ничего вокруг. Она не стала пользоваться кием, а, перегнувшись через ограду, бережно, двумя руками опустила корабль на воду и, слегка подтолкнув его, направила вглубь водоема, его тут же подхватил ветер и понес прямо к фонтану.

Когда девушки вдоволь наигрались парусниками и Герман, на правах старшего, собрал весь инвентарь и направился вернуть суда в прокат, его взгляд скользнул по круглым часам на фасаде дворца, и он, обернувшись к своим спутницам, встревоженно проговорил:

– Боюсь, мы не успеем к двенадцати, осталось всего пять минут.

– Бежим! – прокричала Лана, хватая подругу за руку, а потом перевела взгляд на Германа и, заметив его обеспокоенное лицо, добавила успокаивающим тоном: – Встретимся у фонтана Медичи, да не волнуйся ты так, я не дам Еве ввязаться в историю.

Таинственный и весьма необычный фонтан Медичи, или, как его принято называть, фонтан любви, был скрыт от посетителей под сенью деревьев, затерявшись в глубине сада. Столь уединенное место располагало к раздумьям о мирской суете под шелест листьев, журчание воды и редкий всплеск рыбы в пруду фонтана. Многие приходили сюда, чтобы побыть наедине с собой и прикоснуться к прекрасному, а кому-то этот фонтан, наоборот, казался мрачным и забытым.

Девушки, добежав до пруда, от волнения схватились за руки, пытаясь усмирить сбившееся дыхание и неистово стучащие сердца. Они несколько секунд стояли, оглядываясь по сторонам, а потом неспешно пошли к фонтану, зачарованные таинственным моментом.

– Расскажи мне про этого циклопа, Ева. Почему он так грозно смотрит на влюбленных? – шёпотом попросила Лана, не сводя глаз со страшной фигуры огромного одноглазого чудовища, свисавшего над парой обнимающихся влюбленных, уютно расположившихся у самой воды.

– Видишь, внизу прекрасная Галатея в объятиях Акида. Так вот, страшный циклоп Полифем тоже был влюблен в Галатею, а увидев свою возлюбленную с другим, рассвирепел и кинул в Акида кусок утеса.

– А что Галатея? – возмущенно спросила Лана, сжимая руки в кулаки, а потом вдруг рассмеялась: – Представляешь, если бы Герман был циклопом, Алексу тогда было бы несдобровать.

– Подожди, Лана, ровно двенадцать, ты видишь где-нибудь собаку, крест и кинжал?

– В стихе было сказано, что нужно присесть.

– Жаль, скамеек здесь нет, но вон есть металлический стульчик, ты попробуй присесть, вдруг что-то заметишь. А я пойду спрошу вон у того мужчины про наши атрибуты, может, он знает, где их можно найти.

– Хорошо, – усаживаясь, проговорила Лана, – он выглядит завсегдатаем.

Худощавый господин, к которому решила обратиться Ева, стоял у пруда, высматривая разноцветных рыбок, периодически разрывающих водную гладь, выпрыгивая на поверхность, будто желая продемонстрировать людям свою яркую окраску. Возле ног этого уже немолодого мужчины терлась лохматая собака, время от времени задевая ушами край серого плаща. На его голове возвышалась фетровая шляпа, настолько тонкая, что понять, предназначена она для того, чтобы уберечь от холода или от солнца, было сложно. Он находился в такой глубокой задумчивости, что, казалось, природа и ее обитатели были лишь антуражем к фантастическим мирам, жившим в голове под этой видавшей виды шляпой. Ева подошла и тоже взглянула на ярких рыбок, стайкой собравшихся у крошек корма. Девушка какое-то время молчала, боясь потревожить уединение мужчины, но потом набралась смелости и произнесла на французском: