Наталья Медведская - Переделке не поддаётся

Лада округлила глаза.

– Ну, ты даёшь! Вот что значит, не интересоваться мужским полом. Это Иван Ковалёв, он и его друг Степан Ивлев промышленные альпинисты, Всё, что нужно в городе делать на высоте, выполняют они. Ивлев и Ковалёв кумиры наших пацанов.

– Понятно.

– Но вот ехидничать насчёт твоего неумения кататься на роликах Ивану не стоило. Я была о нём лучшего мнения.

Тина перевела разговор на другую тему. На следующий день узнав, где найти Ковалёва, втайне от подруги отправилась к нему домой. Она надеялась убедить его, побыть дома весь критический период до исчезновения маски смерти. Сначала Иван не хотел её слушать и указал на дверь. Тина умоляла поверить ей, взять больничный на неделю. Он пообещал, лишь бы отвязаться от назойливой девушки. Будто в подтверждение её словам, на следующее утро Иван проснулся с высокой температурой, пришлось на самом деле взять больничный. Через три дня ему стало немного лучше. Степан уговорил помочь в выполнении заказа: установить электротехническое оборудование на высотном здании. Иван сорвался с крыши тринадцатого этажа, оборвался сто раз проверенный страховочный трос.

Тина узнала о гибели Ковалёва от одноклассников. Сказавшись больной, отпросилась с уроков домой, не в силах справиться с охватившей её апатией и тяжёлым чувством безысходности. Тина смогла придти в себя лишь на третий день. Лада приходила к подруге после занятий, отвлекала от тяжёлых мыслей разговорами, весёлой болтовней и шутками.

После этого случая Тина старалась не задерживать взгляд на лицах людей, научилась смотреть сквозь них. Она не знала, что судьба скоро подкинет новое испытание.

В тот день Тина пришла к подруге подготовиться к контрольной по алгебре, дверь открыл отец Лады. Улыбаясь, он сообщил:

– Ладка ждёт тебя, уже дважды чайник грела, сначала хочет угостить пирожными собственного приготовления, с утра пекла. Где-то новый рецепт раздобыла.

Тина окаменела: на лице Олега Григорьевича явственно проявился лик смерти.

Заметив странный взгляд девочки, отец Лады забеспокоился: Тина явно чего-то сильно испугалась.

– Тебя обидели? Или что-то случилось?

– Нет, – Тина с трудом вытолкнула слова из пересохшего горла. Отступила за порог. – Голова сильно заболела. Передайте Ладе, я сегодня не буду заниматься. – И помчалась по ступенькам вниз.

Она кружила по осенним улицам, словно сухой лист, гонимый неприветливым холодным ветром, пока не продрогла. Решившись, поднялась в квартиру Стахий, на этот раз дверь открыла Лада.

– Прошла голова?

– Да. Угостишь пирожными?

Лада провела подругу на кухню, с гордостью водрузила на стол тарелку с кривобокими заварными пирожными. Тина пила чай, не чувствуя вкуса.

– А где родители?

– В кино отправились.

– Лад, уговори отца сходить к врачу.

Лада вытаращила глаза.

– Зачем? Он не жаловался на здоровье.

– Мне кажется, твой папа серьёзно болен. – Тина в волнении закусила нижнюю губу. – Вид у него не ахти.

Лада встревожено посмотрела на неё, она и раньше замечала некоторые странности за подругой, но понять, в чём они заключаются, не получалось и отчего-то боялась спрашивать. И это было совсем на неё не похоже. Словно она не желала заглядывать за невозвратную черту или оказалась к этому пока неготовой.

Что говорила Лада отцу, как уговорила пройти обследование неизвестно, но он послушался дочь. Через две недели Тина узнала: у Олега Григорьевича обнаружили рак. А вскоре он умер, спасти его так и не удалось.

Тина поняла: мать права. Изменить судьбу трудно. Она опасалась расспросов подруги, готовилась объяснить свой необычный дар, но та потрясённая смертью отца или забыла о предвидении, или просто решила ничего не узнавать. Правда, Лада иногда смотрела на неё задумчиво, словно пыталась что-то осознать, но вопросов не задавала.

Лада помнила себя с трехлетнего возраста. Самым ярким воспоминанием оказался салют на день города. Она до сих пор помнила свой восторг от ярких огней, расцветающих в небе. Родители, наблюдая ликование дочери, решили радовать её пусть маленьким салютом, но каждый семейный праздник, уж больно счастливой выглядела малышка. Так и повелось.

Соседи неодобрительно качали головами: «Лучше бы новую одежду купили, выбрасывают деньги на ветер».

Для семьи Стахий разноцветные гирлянды огней в небе стали символом праздника и счастья. Вероника Архиповна, родив дочь, посчитала материнский долг выполненным. Воспитанием Лады занималась лишь время от времени, то безмерно заласкивая, то занимаясь только собой. Когда чувствовала угрызения совести, заваливала дочь подарками, не замечая порванных колготок и платья, из которого та выросла. В десятилетнем возрасте под влиянием семьи Лавровых Лада многому научилась, теперь она сама могла приготовить еду, погладить одежду, навести порядок в своей комнате. Лада не обижалась на мать, та могла создать праздник из ничего, сделать пасмурный день вновь солнечным. Только вот жизнь не могла состоять из одних праздников, будни же Веронику Архиповну не интересовали. Трудилась она парикмахером в крохотном салоне, зарплата её не волновала, но и этот мизерный доход тратился неразумно. Могла купить дорогую рыбу, морепродукты, потратив половину недельного бюджета, устроить для семьи пир горой, а после дней пять кормить мужа и дочь одними макаронами. Олег Григорьевич принимал жену со всеми недостатками, лишь старался по мере сил контролировать расходы супруги. Но чаще сам баловал её подарками, делал красивые жесты, которые обожала любимая Вероника. Лада видела отца редко, целыми днями он пропадал на работе, иногда прихватывая и выходные. Если выдавалось свободное время, родители посвящали его друг другу, и тогда Лада чувствовала себя лишней. А когда они, насладившись общением, вдруг вспоминали о единственной дочери, то устраивали для неё развлечение. Жизнь представлялась Ладе качелями: взлёт – ласки и восторги, падение – отстранённая мать и холодные макароны на плите. Но однажды качели резко остановились. Отец не пошёл на работу один день, второй, в квартире запахло лекарством и бедой. После обследования у него обнаружили рак поджелудочной в поздней стадии, оперировать врачи отказались: незачем добавлять лишние страдания больному.

Олег Григорьевич сгорел за два месяца, последние трое суток лекарства почти не помогали, он не выдерживал и глухо стонал от боли. Спокойный промежуток между уколами становился всё короче. Вероника Архиповна не выносила вида мучений мужа, уходила на улицу во двор, а Лада, зажав уши руками, молила об избавлении отца от страданий. Умер он в безветренный, светлый день в начале зимы. С неба сыпался мелкий снежок, украшая голые ветви деревьев, крыши домов, укрывая притихшую землю. На кладбище Тина, поддерживая подругу под локоть, чувствовала, как та дрожит. Лада не плакала, в ушах всё ещё звучали крики отца, она ощущала лишь облегчение – отмучился. Окаменевшие лёгкие с трудом пропускали воздух, даже дышалось тяжело. Она не смогла подойти к гробу и попрощаться с отцом, чувствовала его уже здесь нет, в деревянном ящике покоится лишь измученное ледяное тело. В душе Лады царила пустота и усталость. Такая же звенящая тишиной пустота встретила её в квартире, когда она возвратилась домой после поминок. Мать отправилась ночевать к подруге, с которой работала в парикмахерской.