Вера Петрук - Там, где цветут аквилегии

Тут Кир повернулся и продемонстрировал ей сырой пирог на противне. Боевое настроение Гарди растаяло, будто снег, посыпанный солью. Она бы в жизни не догадалась, что зрелище парня, держащего будущий хлеб в крепких, испачканных мукой руках, может быть таким… Слово подбиралось совсем не подходящее для ситуации. Гарди напомнила себе, что и Киру тоже неплохо бы начистить рыло за то, что раздел ее догола, хотя мог бы оставить белье, но тут он сказал:

– Я хочу угостить тебя яблочным пирогом. У тебя ведь все равно ничего на ужин нет, верно? Розы тебе не понравились, но утренняя яичница, кажется, пришлась по вкусу. Предлагаю закончить день пирогом. Всего полчаса и готово. Я пока чай заварю. У тебя случайно нет аллергии на ромашку?

Гарди машинально покачала головой и перевела взгляд на пустой мешок из-под муки, валявшийся под столом. Вероятно, последний, потому что других подобных запасов она в избе не видела. А яблоки, вероятно, краденые.

– Тебя камнем сильно ударило, – продолжил Кир, устраивая пирог в печи. – Такое на болотах бывает, правда, ближе к осени. В этом году рано началось. Каменные гейзеры – опасная штука.

– Каменные… что? – переспросила Гарди, ожидавшая услышать какое угодно вранье, но не столь изощренное.

– Я в их природе не разбираюсь, – пожал плечами Кир. – Приезжал к нам как-то ученый из города, изучал такие фонтаны, велел держаться подальше. Я бы тебя ни за что на болота не повел, если бы знал, что гейзеры проснутся. К счастью, обошлось. У тебя хорошая реакция. Ты, наверное, танцами занималась?

Гарди молча уставилась на Кира, причем, получилось столь выразительно, что он поспешно продолжил:

– Я твою одежду постирал, но она мокрая. У меня осталось кое-что от матери. Если ты не против…

Она кивнула, смирившись с тем, что, похоже, в Голубом Ключе ей уготовано носить платья покойниц. Все же лучше, чем топать домой ночью в мокрых брюках или в этом пледе.

Кир удалился за печку, где принялся рыться в сундуке, а Гарди отчаянно искала в себе следы злости, которых не находила. Уютное потрескивание камина, аромат пекущегося пирога, мягкое одеяло и таз с горячей водой, в котором покоились ее ноги, могли умиротворить даже столь буйную особу, как Гарди из прошлого.

– Ты прогулял работу? – спросила она, потому что ей вдруг захотелось, чтобы Кир продолжал говорить. Одновременно возникла еще одна версия появления камня. Обычно Гарди хорошо разгадывала людей, которые ей лгут, но с этим ведьминым сыном все получалось запутанным. Вероятно, целились не в нее. С такой репутацией Кир мог иметь много врагов.

– Ас должен мне целый месяц выходных, – улыбнулся парень, появляясь с голубым платьем в руках. Длинные рукава, глубокий вырез, подол с вышивкой, нежная ткань, похожая на шелк, на которую не повлияло время. Видно было, что бывшая владелица носила платье или крайне редко, или очень осторожно. Гарди улыбнулась и кивнула, но знала, что улыбка вышла фальшивой.

– Не нравится? – озадаченно спросил Кир, который, наверное, достал лучшее платье своей матери.

Гарди вздохнула и кивнула ему на дверь, мол, выйди и не смотри. И как ему было объяснить, что дело было не в платье, и не в розах в теплице, а в ней? В жизни осталось слишком мало вещей, которые могли привести ее в восторг, и цветы с красивой одеждой к ним уже давно не относились.

Выходить Кир не стал, но зашел за печь и принялся глядеть в стену. Печь была не настолько высокой, чтобы скрыть его полностью, и вихрастая голова виднелась отлично. Ну и черт с тобой, подумала Гарди и с явным неудовольствием вытащила ноги из тазика.

Потом была неловкая заминка, когда она, путаясь в непривычно длинном платье, пыталась как можно изящнее устроиться на топчане-стуле, а Кир пытался как можно непринужденнее играть роль хозяина и не пялиться на ее декольте. Они перекидывались мучительными фразами о погоде и природе, но длилось это недолго. Переломный момент случился неожиданно. Еще минуту назад Гарди гадала, как бы повежливее свалить домой, а в следующий миг почувствовала, что никуда отсюда не уйдет, даже если Кир будет гнать ее метлой. То ли поспевший пирог наполнил атмосферу нужным настроем, то ли ромашковый чай растопил собравшийся между двумя людьми лед, но после двух чашек и большого куска горячего пирога Гарди как никогда чувствовала себя отдохнувшей и наполненной приятной истомой. И даже болтовня Кира о цветах, на которого, вероятно, ромашковый отвар тоже подействовал, уже не раздражала, а казалась даже интересной. Не иначе как сын ведьмы подмешал в тесто любовные травки, потому что мысли ее все больше устремлялись в одном, не совсем приличном направлении.

После третьей чашки Гарди, не совсем себя контролируя, спросила:

– Я останусь у тебя на ночь?

Кир ответил без промедления:

– Конечно! Я постелю тебе в сарае.

После этого остатки ледяного крошева превратились в теплую воду. Сначала захохотала Гарди, а потом и Кир, цвет лица которого хоть и стал похожим на цвет роз в его теплице, но постепенно побледнел, приходя в нормальное состояние.

– Не спишь с незнакомками? – съязвила Гарди, совсем не чувствуя себя уязвленный. Первый раз она задала подобный вопрос мужчине и первый раз получила отказ, но на душе было легко и свободно. «Это хороший парень», – сказала она Грязной Гарди, которая сейчас едва ощущалась.

Вместо ответа Кир принялся суетиться по дому, показывая ей разные «сокровища»: вазу с щербатыми краями, доставшуюся от матери, амулет из клыка незнакомой твари, голову которой он как-то нашел у себя в огороде, и старую книгу, страницы которой были переложены сушеными цветами и листьями. Ничего этого не могло понравиться Гарди Грязной, но Гарди Новая вдруг поняла, что не против обзавестись новыми интересами. Пусть это будут цветы. По крайней мере, Кир о них рассказывал с таким жаром и увлечением, что мог заразить любого.

– Местные говорят, что ты оборотень, – сказала она то, что хотела произнести весь вечер. Но слова появились только сейчас – когда он проводил ее, и Гарди оставалось лишь открыть решетку ворот, чтобы оказаться дома. Усадьба Алисии возвышалась в ночи мрачной громадиной и, похоже, совсем не была рада возвращению новой хозяйки.

– А еще они говорят, что звезды – это глаза фей, – улыбнулся Кир. На какой-то миг ей показалось, что он ее поцелует, но легкий наклон головы превратился в прощальный кивок, и вот фигура знакомого незнакомца уже растворялась в ночи.

Ворочаясь в холодной постели усопшей Алисии, Гарди подумала, что не задала ни одного правильного вопроса, который помог бы ей лучше узнать местных и определиться с продажей дома. Например, о таинственном минерале, который лишил всех жителей цивилизации, или о том, откуда в селянах столь сильная вера в нечисть? Весь вечер они болтали о пустяках, и она не могла не признать, что давно уже так душевно ни с кем ни беседовала. Кир был какой-то нереальный – выращивал тайком розы, ловко торговал, легко выигрывал у местных в спортивных состязаниях, божественно готовил, рассказывал о растениях, будто декламировал наизусть энциклопедию, при этом, враждовал со всем поселком. У него были красивые глаза, которые смотрели искренне, и сильные руки, которые так вкусно пахли хлебом. Гарди попыталась вспомнить, чем пахли руки мужчин, которые встречались ей в жизни. Машинами, деньгами, оружием, выпивкой, кровью. Наверное, в прошлой жизни она встречала не тех мужчин. Если червоточиной Кира были розы, тайком выращиваемые в теплицы, то она была готова поверить, что в мире есть добро и зло, белое и черное, прекрасное и уродливое. Раньше ей казалось, что эти понятия выдуманы, а в любом добре прячется ядрышко зла, тогда как зло может дать слабину и неожиданно явить стой несвойственное себе качество доброты.