Алексей Войтешик - Свод

Войну зацепило:

– Эти края, Свод, не более дремучи, чем ваша Англия. Ей-богу, я знаком и с шотландцами, и с ирландцами, и все они достойны почтения. Но никто из них, по крайней мере в присутствии посторонних, ни разу – ни словом, ни делом – не порочил свой народ. А вот англичане такие мне встречались.

– Да что вы?

– Да, это именно так, Свод. Эта ваша безосновательная, непомерная гордыня: «Мы подданные английской короны!». А ведь я своими глазами видел ваши селения, ваших людей и не понаслышке знаю ваш быт. Поверьте, у вас, мой друг, еще будет время убедиться в том, что наши даже не самые богатые граждане стараются содержать себя в чистоте. В то же время я знаю совершенно точно, что отпрыски вашей заносчивой английской знати умудрялись по три недели не мыться. Более того, они еще и похвалялись этим перед своими сверстниками.

Наше пышное путешествие – это просто дань традиции. Направляясь в свое имение, люди ранга моей родни просто не имеют права выглядеть как простолюдины.

Простите, Ричмонд, но, высказываясь о моей родине, вы меня сильно обидели. Это не похоже на человека вашего ума – судить о чем-либо, даже не увидев того, о чем идет речь.

Война демонстративно отвернулся к окну.

Опускалась ночь. Ночевать, несмотря на предостережения сотника, остановились в поле. Господа спали в поезде, а слуги вповалку у костра.

Рассвет разбудил всех заморозком. Продрогшая у остывающего кострища прислуга мигом собрала походный завтрак. Кушали пан Война и его друг молча. Провиант, собранный в дорогу паном Бенедиктом, оказался весьма кстати.

Слуги еще с вечера заметили, что между панами, которых им было приказано сопровождать, будто черная кошка пробежала. Умные и расторопные, они наверняка хорошо знали старую литовскую поговорку: «Калі паны б’юцца – у халопаў чубы трашчаць 24 24 « К огда паны дерутся, у холопов чубы трещат» (бел.). ».

Мигом собрав импровизированный лагерь, они запрягли лошадей, которые всю ночь паслись невдалеке, и вскоре экипаж выезжал на хорошо укатанную дорогу, ведущую на юг.

Как-то незаметно дело дошло и до обеда, который тоже был собран под открытым небом. Пан Война и его друг все так же не разговаривали. Наскоро перекусив, они отправились в поезд и прямо в дорогих немецких платьях завалились на его мягкие диваны спать.

Одному богу известно, каково это спать при такой тряске, однако до вечера от панов не было слышно ни звука. Едва только на желтом ковре опалой листвы стал угасать свет слабеющего солнца, экипаж, выбравшись из большого леса, остановился. Слуги, пошептавшись между собой, отправили к панскому поезду своего старшего. Тот немного помялся у двери и, заметив в окне заспанное лицо пана Войны, снял шапку.

– Пан Якуб, – с видом прибывшего из разведки солдата по-польски отрапортовал Зыгмусь, – дальше снова пойдет большой лес. Во-о-он у речки селения, это Малая Зельва. Она стоит под началом Сапег. Там старостой пан Альбрехт Савицкий. Он будет рад дать ночлег племяннику пана Бенедикта Войны. Пан Бенедикт любит здесь бывать.

Если не заночевать здесь, снова всю ночь придется мерзнуть под открытым небом. Да и опасно ночевать в этих лесах, пан Война. Здесь много шатается всяких лихих людей…

– Что говорит этот парень? – оживился Свод.

Якуб вздохнул:

– Он говорит, что лошадям нужно отдохнуть. Мы переночуем в близлежащем селении.

Темнело. Их конный поезд въехал во двор дома пана Альбрехта Савицкого, имевшего, так же, как и пан Криштоф Война, чин писаря и секретаря Великого Княжества Литовского, а также старосты мостовского, войта дрогичинского и так далее.

Небольшой старый замок выглядел не лучшим образом, однако был живописно окружен двумя прудами и парком. После утомительного путешествия по лесной дороге, когда полуголые ветки непрерывно, словно когтями, царапали окна и стены тяжелого экипажа, открывшиеся взгляду вода и парк, покрытые опавшей золотой листвой, выглядели просто великолепно.

Поезд свернул к парадному. Мимо проплывали обшарпанные стены, вдоль которых кустилась дикая растительность. Ближе к парадному кустарник был вырублен, но и это не добавляло замку величавости. Тяжелая печать времени лежала на этом здании.

Экипаж остановился. Было слышно, как с верхних козел спрыгнул и побежал к крыльцу кто-то из слуг. Свод с нескрываемым интересом всматривался в новое для него, помнящее давние времена сооружение нехитрой литовской архитектуры. Якуб же продолжал сидеть так, словно они все еще ехали по бесконечному лесу.

Слуга отсутствовал достаточно долго. Настолько долго, что и Война-младший, не выдержав ожидания, всем телом подался вперед и, вздохнув, сказал:

– Ну, где его носит?

Тут же рядом с поездом послышались торопливые шаги. У окна появились двое: все тот же Зыгмусь и, как видно, кто-то из домашней прислуги Савицких. Якуб открыл дверь.

– Пан Война, – кланяясь, мягко сказал местный, – пан Альбрехт с утра отбыл в Подляшье на генеральный съезд, его нет. Но его сын, пан Матей, рад будет вас принять. Он и сам бы немедля вышел, но, не зная о вашем приезде, уже отправлялся ко сну. Сейчас он одевается и вскоре спустится к господам.

Якуб вышел из поезда. Тут же рядом с ним появился англичанин. Тело Свода неприятно ломило от утомительного путешествия, он начал было простецки потягиваться, однако, поймав жесткий взгляд Войны, моментально приосанился и, копируя его, принял выжидательную позу.

Каменное крыльцо, как и все здание, не блистало новизной, хотя и украшалось караулом из двух толстых колонн, одна из которых была сильно поцарапана. Наверняка этот след оставила чья-то коляска, управляемая неумелой или пьяной рукой. Готический навес, опирающийся на колонны, был здесь совершенно не к месту, как казалось Якубу, а Ричмонду… Ричмонду на все это было ровным счетом наплевать. Он хотел поесть, выпить и где-нибудь полежать без тряски.

Наконец, из проема распахнутой массивной двери появился высокий молодой человек лет тридцати пяти от роду, застегивающий на ходу модный парадный камзол.

Радушно разведя в стороны длинные худые руки, он благодушно пробасил:

– Прошу меня простить за задержку. Я просто не посмел бы явиться к высоким гостям в ночной рубашке.

Он полным почтения жестом прижал ладонь к груди и поклонился.

– Господа, я пан Матей Савицкий, сын пана Альбрехта, к вашим услугам.

Якуб и Свод поприветствовали молодого Савицкого:

– Позвольте, пан Матей, представиться и нам. Я – Якуб Война, а это господин Ричмонд Свод, он англичанин.

– Как это здорово, господа, что вы приехали! – довольно выдохнул Савицкий. – Вы не представляете, как я скучаю в этой глуши. Впрочем, что ж это я вас держу на пороге, вы устали, идемте скорее в дом!