Глеб Голубев - «Вспомни!»

«Это Джильда. Возьмите мою овчарку с собой в разведку. Пускай она вам поможет поскорее найти братишку и сестренку Павлика. У нее чутье во какое! Юра Гремичев из Подольска».

— Надо ему поскорее ответить, а то еще заявится к нам на студию с овчаркой, — озабоченно сказала Рая, милый и отзывчивый редактор передачи. Видно, подобные случаи в ее практике бывали.

Присылали в письмах и предполагаемые адреса, но все они вызывали серьезные сомнения. Одно письмо пришло даже из Казахстана. В нем Арсений Андреевич Петров спрашивал, не племянник ли его Павел — Томас, убежавший из дома еще до войны. Письмо заканчивалось трогательно:

«Если Павлик не окажется моим племянником, все равно пусть приезжает жить ко мне в память моей сестры Валюши, его покойной матери. Я старик, пенсионер, живу один в большом доме. Приезжай, Павлик!»

Морис с редактором вскрывали всё новые и новые конверты, передавали письма Павлу…

И вдруг муж воскликнул:

— Постой-ка! «Пишет вам, уважаемые товарищи, колхозник из села Вязовье, — начал он читать, делая остановки, чтобы разобрать мелкий почерк. — Был наш район до войны Калининской, потом Псковской, а теперь снова Калининской области. Многие приметы, о которых говорилось в вашей передаче о трудной судьбе Павла Петрова, сходятся с нашими краями. Есть у нас речка Сорица, неподалеку от деревни есть маленькое озеро. Правда, теперь оно почти высохло и заросло совсем камышом, но до войны в нем купалась ребятня. Лен у нас сеют издавна. И Петровых у пас в деревне есть несколько семей. Есть среди них, конечно, Николаи и Ольги тоже. Во время войны немец многие семьи порушил, долго он у нас стоял — до весны сорок четвертого. И детей фашисты угоняли с собой, когда отступали. Думаю, Павлу надо непременно приехать к нам в Вязовье…» Сомнительно… — сказал Морис, кончив читать.

Но Павел перебил его, остановив жестом.

— Вязовье… Вязовье… — повторял он с каждым разом все увереннее и вдруг воскликнул: — Конечно, нашу деревню звали Вязовье, как же я мог забыть! Вязовье, а не Вазово.

— Возможно, — пробормотал Морис, не сводя с него глаз. — Может, и вправду вы тогда ошиблись? Вязовье — трудное название для иностранца…

— Какой же я иностранец? — неожиданно с обидой ответил Павел. — Я же русский, только язык немножко забыл.

Вязовье оказалось маленькой, но удивительно уютной деревушкой в сосновом лесу, на берегу тихой и неширокой речки с темной водой. Все дома в ней были новыми, ладными.

— Это мы уже после войны отстроились, а то все немец спалил, — рассказывал нам председатель местного колхоза, в очках, в темном костюме и белоснежной рубашке с красивым галстуком, больше походивший на профессора, чем Морис.

В первый момент Павел растерялся.

— Нет, это опять не та деревня. Я ошибся, — сказал он. — Речка похожа, а селение не узнаю.

Он шел вместе с нами по улице, в окружении большой толпы любопытных, собравшихся, по-моему, даже из других деревень, и покачивал головой.

— Опять «уже видел»? — недовольно пробормотал Морис.

Но Павел вдруг остановился возле одного дома и начал озираться вокруг.

— Тут была школа? — спросил он.

Председатель пожал плечами, но какой-то пожилой колхозник из толпы громко сказал:

— Точно! Была у нас до войны маленькая школа. Просто изба. Она как раз тут стояла, растащили на дрова в войну. А теперь у нас школа за околицей, новая, каменная. А старая здесь была, это точно!

Его поддержало еще несколько голосов.

Мы со всей толпой двинулись дальше, и теперь Павел с каждым шагом начал узнавать родное селение!

Все ускоряя шаги, он свернул в переулок, вышел на берег реки, где плотники, сверкая на солнце топорами, строили новый мост, и, остановившись перед зарослями крапивы и бурьяна, дрогнувшим голосом сказал:

— Здесь был наш дом.

Толпа притихла. Потом раздался звонкий женский голос:

— Так это Ольги Петровой сыпок, они здесь жили.

— Правильно!

— Точно! — зашумели вокруг.

Какой-то высокий человек с густой седеющей бородой и с черной повязкой, закрывающей левый глаз, протиснулся сквозь толпу и вдруг крепко, по-медвежьи обнял растерянного Павла.

— Здравствуй, племянничек! — прогудел бородач басом. — Узнаешь? Я ж твой родный дядя. Дядя Федя. Родный брат твоей матери, Ольги-покойницы…

— Она умерла? — спросил Павел.

— Умерла, в пятьдесят втором умерла. Хату спалили немцы, муж погиб, оба сына пропали — тосковала она шибко. Жила у меня вместе с Наташкой. Сестренку-то помнишь?

Павел совершенно растерялся от обрушившихся на него лавиной новостей и воспоминаний. Он стоял бледный, пошатываясь, вот-вот в обморок упадет.

Мы отвели его в дом дяди, Федора Васильевича Петрова, и тут узнали все печальные подробности о судьбе его родных.

В годы войны в этих местах был настоящий партизанский край. В глубоком тылу немецких войск существовали партизанские комендатуры, работали школы, библиотеки, колхозники спокойно выращивали хлеб и кормили партизан, ничего не давая немцам. Оккупанты ничего не могли с этим поделать, хотя и затевали против партизан несколько больших карательных экспедиций.

Отец Павла — Николай Семенович Петров, работавший до войны лесным объездчиком, возглавлял один из самых боевых партизанских отрядов.

— Всю войну действовали успешно, никак враг их обнаружить не мог. А вот как фронт подошел, уже артиллерию нашу стало слышно, тут и случилась беда, — рассказывал Федор Васильевич. — Видно, самоуспокоились на радости, что победа уже близка.

Чтобы укрепить свои тылы, немцы как раз в это время решили провести сокрушающую карательную экспедицию.

Каким-то образом им удалось найти в лесу и окружить базу партизан. Запасы оттуда уже вывезли, там в это время находилась лишь небольшая часть отряда, всего семеро партизан.

Все они погибли в неравном бою вместе со своим командиром.

Стоя у печки и подперши подбородок рукой, пригорюнившись, слушала рассказ Федора Васильевича его дочка Елена. В дверь и в окна, не решаясь зайти, заглядывали любопытные ребятишки.

— Ты ведь тогда с ними в лесу был, на базе, — сказал Федор Васильевич, поворачиваясь к Павлу. — Ты и твоя сестренка, Наташенька.

— Как так?

— А вы понесли отцу какую-то записку, из штаба прислали. Вот мать вас и отправила в лес. Вы частенько туда ходили, будто бы по ягоды аль по грибы. Или, дескать, корову ищете, чтобы немцы не придрались. Так что все на деревне были уверены, что и вас с Наташей тогда убили душегубы. Мать несколько дней по лесу бродила, все вас искала…

Помолчав, он добавил, опустив седую голову:

— Все никак до самой смерти не могла себе простить, что именно в тот день вас в лес послала, на верную погибель. Оттого и зачахла, я так думаю. Ты не помнишь, что там в лесу произошло? Боя не помнишь? — спросил он у Павла.