Аделина Кандикова - Повестка В Ад

– Ты будешь гнить там же, откуда и вылез! – прошипела Хала сквозь стиснутые от раздражения зубы. В её глазах пылали языки адского пламени и, была бы её воля, она бы обрушила свод неба на голову своего подопечного даже не задумываясь.

– Какое гнить? – с усмешкой плюнулся словами ей в ответ Айзек и еле сдержал дальнейшие колкости относительно интеллекта секретаря Дьявола. – Я полтергейст. У меня тела уже почти сотню лет нет. Гнить нечему!

– Хватит!

Хала хлопнула ладонью по столу и с силой впилась своими ногтями в необработанную многовековую древесину. Битый час она возилась в своем кабинете с этим неадекватным, который увлёкся своими обязанностями и чуть не повторил Великий пожар в Нью-Йорке. Это и стало последней каплей для всех демонов, призраков и чертей. Да, Айзек – неприкаянная душа, нечисть, как и все они… Но его издевательства над живыми и мёртвыми переходили все рамки, даже по адским меркам. Хала хотела просто озвучить свой приговор и привести его в действие, но Айзек не давал ей этой возможности вот уже полдня, и женщина решила разом покончить с этим.

– Ты отправляешься туда, где тебе самое место, тупоголовый кретин. Изыди с глаз моих!

Хала развернулась на каблуках, пространство перед глазами Айзека закружилось, кроваво-бордовые своды Ада стали танцевать вальс, пока не смешались в одну размазанную картину, и наступила кромешная беспросветная тьма.

***

«Ты будешь гнить там же, откуда и вылез!» – повторил про себя фразу секретаря Дьявола полтергейст, созерцая окружающую его обстановку. А Хала то была права! Айзек именно что гнил тут, в Корпсе. В этом бездушном городе, где каждый житель настолько вымочен в местных болотах, что все ужасы, творимые духом, не давали никаких результатов. Да и эта тяготящая атмосфера прошлого… Ммм, просто сказка! Вряд ли для Айзека нашлось бы более противное место на всём белом свете, чем старое здание конца девятнадцатого века, в котором когда-то располагался сиротский приют, где он и вырос.

Полтергейст от скуки заставил загореться проржавевшую урну у здания почты, уже не надеясь ни на какой отклик окружающих, и был абсолютно прав. Всем всё равно на его фокусы! Он уже с этим смирился.

«Знаете, лучше бы тут так было, когда я был жив…» – прошептал заговорчески Айзек и усмехнулся сквозь горький оскал. – «Сейчас же здесь последние мухи от скуки передохли! И народец… Вы видели их? Все серые, помятые, такое ощущение, что никто друг с другом не разговаривал ни разу в жизни… Клянусь своей продажной задницей, что если провести анализ, то они помертвее меня окажутся! Ах-ха-ха! Мертвее меня, смекаете? Мда…»

Полтергейст остановился на секунду, и, продолжая ухмыляться, почёсывал свой острый подбородок. Он взял паузу, будто хотел оценить, насколько нужно погружаться в свою историю и как излишняя откровенность может сыграть против него в будущем. Но тут сверкнули его тёмные глаза, он откинул с лица непослушные волосы и резко потёр руки так, что казалось, будто в них снова должно появиться пламя и поджечь что-то. Его любовь потрепать языком перевесила в нем любой здравый смысл.

«Значит так…» – с охоткой затараторил Айзек. – «В этом городишке я жил приблизительно сотню с лишним годков назад и когда свалил отсюда, был безмерно рад. Что? Почему же я снова здесь? Вот уж тоже в душе не знаю! У Халы нужно спросить. Кикиморы этой болотной! Может, обиделась, что я за эту сотню лет так и не попросил её номерок. Да хрен уж с ней, давайте по порядку!» – полтергейст сотворил на своём лице ещё одну надменную усмешку, которой будто призирал всё вокруг и своё прошлое в частности, и по новой стал захлёбываться в словах:

«Начнём с того, что если у вас есть знакомые болваны без роду и племени, то теперь их на одного больше. Это я. Здрасьте!» – Айзек сделал глубокий поклон и оголил все свои тридцать два зуба в надежде вызвать отвращение, но поняв, что его план провалился, резко выдохнул остатки воздуха из сгнивших лёгких и стал вести себя более вальяжно. – «Ну, точнее, был им при жизни, но не суть. Я вырос в сиротском приюте Святого Иакова и я там был… ну, скажем, белой пташкой. Белой, потому что меня хотели запихнуть в смирительную рубашку на последнем году обучения. Итак, углубляемся в историю. Не засните там! Меня в приюте все гнобили. Ну, ничего удивительного, скажете вы, мол, мордой я не вышел. А я скажу, что я чёртов красавчик! Причём Чёртов, в самом прямом смысле этого слова. Я мелкий был повёрнут на чёрной магии, выдумывал там заклинания всякие, мутил зелья с кладбищенской землёй, ну и так далее. Естественно, всё это не работало, а меня, за мои неудачные недопопытки, шпыняли. Отбирали обед, обссыкали матрац моей койки (видимо от большого интеллекта), ну и так далее… Я б, конечно, и сам сейчас, с нынешними знаниями, тогдашнему себе люлей прописал. Так что своих товарищей по сиротскому несчастью не осуждаю.» – полтергейст сделал глубокофилософское лицо и смирено опустил глаза, прежде, чем продолжить. – «Не, вру. Осуждаю! Какие они мне товарищи!? Псины они подзаборные, что уж тут греха таить. Но они дело десятое, поверьте мне. Я дружил на последних курсах с девчонкой, которую звали Милена. Она была не из приюта, жила в нормальной семье среднего достатка и была единственным ребенком. Ну, если быть честным, то как я с ней дружил… Ходил к ней домой обедать, ибо клейстер в столовой приюта уже поперёк глотки вставал, ну и пытался я у неё почувствовать какую-никакую семейную атмосферу что ли… Спойлер: почувствовал. Мне не понравилось. Её родители работали двадцать пять на восемь, весь быт, всё хозяйство было на ней, да ещё и в придачу девяностолетняя больная бабка, за которой она присматривала, под которой надо пелёнки менять и с ложечки кормить, а она тебе ещё за это и скандал устроит. То тарелкой с борщом в девчонку кинется, потому что там мяса мало, то угрожать начнёт, что родителям её какую-нибудь выдуманную байку про Милену расскажет, какая та плохая… Лютая грымза! Причём, это была даже не родная бабка! Вот прикол, да!? Это какая-то там двоюродная сестра второй жены деда её отца или что-то около того. В общем, тринадцатая вода на киселе, с которой она нянчилась. А бабка, прошу обратить внимание, была с жестким прибабахом! Я ей всё время предлагал кокнуть эту старуху. Ну, мол, чтоб не мучилась ни Милена, ни сама бабка. И все бы были счастливы! Девчонка ругала меня за такие шутки (если бы это было шутками), но особого внимания не предавала…» – на секунду Айзек погрустнел, переосмысливая свою жизнь и представляя, как бы всё случилось, если бы бабку Милены всё-таки прикончили, а потом он резко вернулся к своей истории: – «В один, не скажу, что прекрасный, день я снова пришёл пожрать.