Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии. Книга 1

Русинов примостился на корточках на берегу и старательно выжидал, когда закончится странный моцион. Это болото, судя по новому забору, недавно выгородили из территории Института, вероятно, из-за гнилостного запаха. Лишь много позже Русинов выяснил, что на этом месте был когда-то подземный бункер для укрытия личного состава Института от оружия массового поражения. Говорили, что бомбоубежище из-за инженерных просчетов попросту утонуло в плывучих обводненных грунтах…

Наконец Авега выбрался из болота и, босым, тихо направился к реке. На берегу он сел, свесив ноги с обрыва, и стал медленно пересыпать песок из ладони в ладонь.

– Как твое имя? – вдруг спросил он.

– Русинов, – умышленно назвал фамилию, зная ее перевод.

– Имя – твой рок, – определил Авега и посмотрел на собеседника с едва заметным интересом.

– А как же тебя зовут? – спросил Русинов.

– У меня нет имени, я – Авега, – проговорил он и неожиданно властно приказал: – Посмотри на солнце!

Русинов покорно глянул на яркое солнце – резануло глаза, и он инстинктивно зажмурился.

– Теперь отвернись и смотри в землю с закрытыми глазами, – скомандовал Авега. – Что ты видишь?

– Зеленоватое пятно на бордовом фоне, – ответил Русинов.

– В какую сторону направлен луч от пятна? – деловито спросил Авега.

– Вниз.

Русинов ждал продолжения, а точнее, окончания этого «тестирования», но Авега отчего-то замолчал, словно что-то проверил для себя, и успокоился. Его не следовало сейчас пугать неосторожными вопросами и уточнениями, и Русинов отдавал ему инициативу беседы. На первый раз было достаточно и того, что удалось вновь наладить контакт, причем взаимный, сосредоточенный уже на личности Русинова.

– Ты изгой, Русин, – неожиданно проронил Авега, пересыпая песок. – Но рок тебе – не соль носить на реку Ганга, а добывать ее в пещерах.

Он наклонил ладонь, и песок медленно ссыпался в мутную весеннюю воду…

Впервые после трехлетнего перерыва Русинов снова выехал в экспедицию, но теперь уже в одиночку, за свой счет и по своей охоте. Единственное, что напоминало ему прежние поездки, было условие полной секретности; куда, зачем и почему, никто не должен был знать, даже сын, и потому требовалось сочинить легенду, которая бы успокоила всех – родных, друзей и знакомых – и чтобы никто из них не встревожился, по крайней мере до осени, и не бросился искать. Русинов впрямую или косвенно объявил всем, что нанялся в строительную бригаду шабашников и едет в Ростовскую область на все лето, где одна совместная фирма строит небольшие заводики по переработке овощей и фруктов. Это было убедительно, поскольку пенсии на жизнь не хватало, а оформляться на постоянную работу нет смысла.

Выехал он на «уазике» Ивана Сергеевича: эта машина хоть и жрала много бензина, но была проходимой и удобной – дом на колесах. В салоне была пристегивающаяся к стенке кушетка, стол, маленькая чугунная печурка и даже умывальник. Иван Сергеевич оборудовал ее для зимней рыбалки, по, правда, ни разу еще не успел съездить. Зато мечтал, как выедет на машине прямо на лед, обкидает ее снегом, чтобы не дуло снизу, и, открыв лючок в полу, просверлит лунку и опустит удочку. И будет сидеть, попивая кофеек, в одной майке…

Если бы кто-нибудь заглянул внутрь «уазика», то сразу бы определил, что это обыкновенный автотурист, которые с начала лета во множестве отправляются в путешествия по изобретенным зимой маршрутам. В салоне, привязанные к полу, стояли коробки и ящики с продуктами, запасной задний мост в сборе, раздаточная коробка, топор, пила, японский спиннинг с безынерционной катушкой и телескопическим удилищем, на стенках – плакаты с эротическими сценами – попросту почти обнаженными женщинами, на окнах – занавески с рюшками. Правда, в изголовье кушетки, под притянутым резиновой сеткой поролоном, лежал карабин Маузера с патронами, охотничий нож, а на передней панели, на виду, висел закрепленный резиновым жгутом мощный морской бинокль и в специальном чехле прибор ночного видения. Однако и это вряд ли особенно-то насторожило чужой глаз: оптика для туриста – нормальное дело, а на оружие были документы, да и всякий проверяющий бы согласился, что путешествовать в одиночку по дорогам России в наше время далеко не безопасно. Хотя Русинов прекрасно понимал, что если Служба станет разыскивать и следить за ним, то тут никакой отвод глаз, никакие оправдания не помогут и, возможно, в определенной ситуации придется даже оставить где-нибудь машину, а то и вовсе бросить и уйти, прихватив с собой рюкзак, оружие и оптику, да еще этот японский спиннинг.

В рюкзаке среди продуктов лежал батон колбасного сыра, завернутый в газету «Куранты», на которую Русинов сколол иглой карту «перекрестков Путей», уточненную после признания Ивана Сергеевича в том, что топооснова халтурная. И отдельно, на оберточной непромокаемой бумаге, была вычерчена координатная сетка. Пропитанная маслом, бумага почти скрывала след тончайшего карандаша, однако сложенная по определенным точкам с газетой, на просвет давала более или менее нормальную картину. Кроме того, «легально» в рюкзаке лежало с десяток листов двухверстных карт, с которых был снят гриф секретности и которые продавали теперь в киосках. Поэтому уликами могли стать лишь газета и оберточная бумага. Конечно, если бы все это попало в руки Службы, конспиративные хитрости Русинова с блеском бы провалились: камуфляж был рассчитан на милиционеров, на местных сотрудников Службы. Поэтому Русинов убрал и перенес с координатной сетки все цифры на отдельный листок, который постоянно носил при себе. В этой самодеятельной экспедиции не было криминала, клады можно было искать где угодно. Русинов опасался за свое открытие – карту «перекрестков», которая давала возможность целенаправленного поиска. Если Институт, эта «птица Феникс», вновь возродился из пепла и теперь на новой экономической основе ищет «сокровища Вар-Вар», для них эта карта – молниеносный успех. Шведы не пожалеют денег, вооружат фирму авиатехникой, суперсовременным оборудованием, и Савельев с компанией за месяц отработает все «перекрестки» и найдет тот, единственный, из двенадцати тысяч. И если Служба засечет его путешествующим как автотуриста, то, разумеется, ни в какую легенду не поверит и начнет за ним слежку, а при случае устроит еще один обыск. К тому же, если бы было точно известно, чья это Служба. Смотря на какую нарвешься: свои, российские, может, еще пожалеют или постесняются давить силой, а чужие особенно церемониться не станут – возьмут живьем, нашпигуют уколами, и сам все расскажешь. Такого безразличия к психотропным препаратам, как у Авеги, у простых смертных нет. Поэтому Русинов как бы халтурил сам для себя – старался не запоминать координаты точек и вообще забыть принцип и идею «перекрестков Путей». Карту, или хотя бы какую-нибудь одну из трех ее частей, он успел бы уничтожить. Однако в машине находились две важные вещи, которые не подлежали уничтожению ни при каких условиях. Нефритовая обезьянка, закамуфлированная под медвежонка, была обряжена в кожаные штанишки и куртку, которые Русинов сшил сам, и подвешена в качестве талисмана на крепких капроновых растяжках около зеркала на лобовом стекле: всегда на глазах, да и вдруг на самом деле поможет ему древний арийский божок? Труднее было с кристаллом КХ-45, без которого можно было не отправляться в эту экспедицию, ибо на то, чтобы отыскать точку «перекрестка Путей» на местности – одну точку! – потребуются годы.