Ольга Кислова - Стася. Вторая книга из серии «Принцессы»

– А… – опешила Настя, не находя, что сказать. Она стояла как вкопанная и ловила ртом воздух в попытке осмыслить всё, что происходило.

– Боги послали нам тебя, – опередила её женщина, она очень волновалась, поэтому постоянно теребила в руках выцветший платок, – мы с мужем не имеем детей, – затараторила она, чтобы не дать себе опомниться. – Поэтому вчера слепили снежную бабу на этом самом месте. Но мы и подумать не могли, что боги сжалятся над нами и пошлют нам настоящую девочку!

– Ага? – Стася звонко рассмеялась, такое могло случиться исключительно с ней, ну кто бы ещё мог попасть в такой конфуз? Вряд ли Любочке приходилось бывать в таких ситуациях.

– Доченька, ты тоже рада? – казалось, женщина спрашивает у самой себя, но, приглядевшись к Снегурочке, она расслабилась, и её руки перестали теребить платок. Взглянув на мужа, и широко улыбнувшись, она повела Настю домой. Мужик поплёлся за ними, его судорожный выдох слышался даже за спиной. Стася улыбнулась, понимая, что она ошиблась и мужчина не безвольный, а просто вся эта ситуация привела его в замешательство и возможно испугала, но вряд ли он испугался за себя…

– Стойте, – хотела воскликнуть девушка, но голос подвёл её, и она спокойно произнесла: – Подождите. – Настя опешила от этой перемены так, что остановилась как вкопанная. «То есть, – подумала она, – я уже и свой характер не могу показать?». Такой поворот вообще её не устраивал. Женщина, удивлённая остановкой «дочки», повернулась в её сторону.

– Что-то не так? – забеспокоилась она.

– Я не знаю ваших имён, – успокоившись, произнесла новоявленная Снегурочка. «Разберусь со всем этим позже, наедине с собой», – отметила она про себя.

– Ой, да как же это, – спохватившись, запричитала «мать», – я Марья, а мужа моего Иваном кличут. Но ты зови нас запросто: мамой и папой. – И снова радушная улыбка озарила её лицо.

– Хорошо, – Тася хотела натянуто улыбнуться, но лицо выдало самую приветливую и искреннюю улыбку. «Да что за чёрт?» – завозмущалась девушка мысленно.

Войдя в дом, Настя отметила, что новые мама и папа живут довольно бедно, хотя это бросалось в глаза ещё при первой встрече. И только сейчас девушка заметила, что была одета шикарно: красные сафьяновые сапожки, отороченные собольим мехом, на невысоком каблучке плотно облегали ноги, белоснежная шуба, доходившая до лодыжек, была так же оторочена собольим мехом и расшита серебром и бисером морозным узором. В одной руке девушка всё ещё сжимала пакет от сестры, а в другой была муфточка из белоснежного кролика. Сняв с себя головной убор, она поняла, что это – пушистая белоснежная шапочка, украшенная, как и шубка, морозными узорами серебра из бисера. Налюбовавшись всласть своим костюмом, девушка всё же решила оглядеть убогое жилище. Первым, что она увидела до того, как войти в сам дом, были сени. Слева стояло коромысло, пара ведер, наполненных водой, здесь же был небольшой закут в виде чулана. Справа на высоких полках стояли продукты, хотя их было – кот наплакал: десяток яиц, пара кадушек с мукой, картофель, разложенный в дырявые ящики, и ещё несколько ящичков, закрытых крышкой, из-за чего содержимое рассмотреть не удалось.

Перешагнув через высокий порог, Насте пришлось пригнуться, чтобы не удариться о косяк. Первым, что попало в поле зрения, была печь, расположившаяся справа от двери. По диагонали, в левом углу, находился небольшой стол, на котором стояла крынка с молоком и корзинка с хлебом. Возле стола уютно расположились две скамьи. Над всем этим убранством возвышалась полка с одной единственной картиной, изображающей молодого красивого парня, обнажённого по пояс с золотыми курчавыми волосами и голубыми, как чистое небо, глазами; он восседал на коне, держа одной рукой уздечку, а в другой сжимая посох, за ним разливалось яркое солнце. Чуть дальше печи стоял деревянный сундук, сверху которого удобно расположилась вышитая красным орнаментом ткань, что это было, Настя не поняла. Между печью и сундуком стояли кочерга, что-то вроде веника, ухват и какие-то другие приспособления, которые были неведомы современной девушке. За сундуком стояла небольшая лавочка с прикрученной к ней прялкой и рядом что-то вроде разделочного стола. «Видимо, это было место для работы,» – подумалось Насте. Окна были заделаны не стеклом, а какой-то плёнкой, через которую слабо проходил свет, поэтому в избе был полумрак. На стенах висели расшитые полотенца, пол был чистым, но без какой-либо подстилки или коврика. Слева стояли две широких скамьи, убранные, как кровати. Вот и всё, что было в избе новоявленных родителей.

– Доченька, пошли завтракать, – позвала Настю «мама» и засуетилась возле стола. Расставив вырезанные из дерева тарелки и такие же ложки, она подбежала к печи и, взяв ухват, вытащила горшок с кашей. Запах разлился по всему дому и у девушки заурчало в животе.

– Снимай одёжу, – показывая на самодельную вешалку в виде оленьих рогов, только сделанную из дерева, Марья снова засуетилась возле стола, раскладывая горячую кашу по тарелкам.

Стася сняла шубку, повесила её на одно из разветвлений у рогов и снова оглядела себя с ног до головы. Она стояла в голубом сарафане, который был так же расшит замысловатыми узорами, словно их создал сам Мороз, под сарафаном была длинная рубаха белого цвета с серебряной тесьмой. В косу была вплетена серебряная лента.

Целый день приёмная дочка училась всему понемножку, узнавала названия тех или иных предметов, расспрашивала, где она оказалась, и приёмная мать с удовольствием рассказывала все подробности, которые сама знала.

Оказалось, что деревня всегда была такой маленькой, но по дороге через лес находится столица, где правит царь Берендей.

– Он мудрый и добрый, – рассказывала мать, сидя за прялкой, а Настя слушала и запоминала всё, чтобы потом, дома, рассказать все подробности сестре и родной матери.

– К нему часто обращаются люди за советом, чтобы разрешить тот или иной спор. Он уже совсем старый, но у него есть приемник – его сын Иван, правда, поговаривают люди добрые, что царь пообещал его Лешему и теперь приходит срок отдать родного сына злобищу проклятому. – Женщина фыркнула и нахмурилась, было видно, что тема детей её очень задевает.

– А сынок-то у него чудо как хорош. Красавец писаный. Кудри вьются спелее пшеницы спелой, глаза, как у Ярилы божественного, – тут она кивнула в сторону картины с по пояс обнажённым парнем, – высок да статен, такого в мужья разве только царевне заморской или божеству земному. – Марья возвела глаза к небу и застыла с блаженной улыбкой на устах. Всё это время её мужа Ивана не было ни видно, ни слышно, он занимался надворной работой. Дрова рубил, скотину кормил, в лес ходил, а ежели и был дома, то лишь в своём углу сидел – поделки всяческие выстрагивал.