Валерий Ковалев - Реинкарнация. Роман

На его переднем сидении, рядом с шофером, монолитно высился Рябиженко, а сзади сидели жена с дочкой, в темных шалях.

– Молодца, Серега, не зажрался. Приехал проводить старика, – качнулся я у заднего стекла автобуса.

День, между тем, радовал.

Утренний туман давно исчез, в выцветшем осеннем небе зародилось солнце, над Черноморским бульваром, осененным золотом лип и кленов, кружились, опадая, листья.

– Хорошо – то как, – умилился я, пока наша кавалькада тянулась по нему в пробке.

Из открытого окна ползущего рядом с автобусом мастодонистого «лендровера донесло мелодию

Снова гость к моей соседке.

Дочка спит, торшер горит. Радость на лице.

По стеклу скребутся ветки,

В рюмочки коньяк налит – со свиданьи – цем.

Вроде бы, откуда, новая посуда?

Но соседка этим гостем дорожит:

То поправит скатерть, то вздохнет некстати,

То смутится, что неострые ножи…

душевно выводил баритон известного барда Митяева под гитарные переборы, и я почувствовал свою отрешенность от мира. В котором мне теперь не было места.

Потом пробка рассосалась – лендровер рванул вперед, унося песню, а мы вырулили на МКАД* и, прибавив ходу, понеслись в сторону Николо-Архангельского.

Туда прибыли к назначенному часу, въехали на территорию похожего на парк крематория, и встали на площадке неподалеку от ритуального корпуса. Тут же находились еще несколько катафалков с машинами, у которых стояли провожающие.

Время от времени от главного входа подходил малый в черной униформе, и очередная группа начинала движение туда. Конвейер смерти работал четко и отлажено. По законам рынка.

Наш черед наступил спустя еще час, малый махнул рукой – катафалк тронулся. За ним вся процессия. Впереди, под руки, дочь с кумой вели мою старушку, далее следовали остальные. Арьергард замыкали хмурые омоновцы с венками, я незримо висел сверху.

Ритуальный, кубической формы зал, впечатлял современным дизайном и размахом.

Льющийся сквозь одну из стеклянных стен дневной свет сочетался с искусственным, в люстрах; черный мрамор пола, с чем-то похожим на постамент в центре, подчеркивал торжество момента; а сверкающие никелем с бронзой техническое устройство напротив, говорило о бренности бытия.

По принципу «оставь надежду, сюда входящий».

В торжественной тишине служители крематория водрузили мой гроб с телом на постамент (при рассмотрении сверху, я понял, что он движущийся), отвинтили крышку и, сняв, поставили в сторону к венкам. Вслед за сем состоялся обряд прощания.

Под звуки тихо льющегося сверху траурного марша Мендельсона, жена с дочкой и зять, поочередно ткнулись в мой в восковой лоб, кума попыталась снова заголосить (на нее шикнули), а остальные с каменными лицами продефилировали вокруг, чем-то напоминая пингвинов.

Далее служители вернули крышку назад, плотно завернув барашки, скорбящих отвели чуть в сторону и постамент – тележка покатилась по направляющим вперед. К холодно блестящему металлом устройству.

– Щелк! – раздвинулись в нем створки, гроб уплыл внутрь, и они закрылись

Звуки марша, тая, унеслись (все с облегчением зашевелились), а распорядитель обыденно пробубнил, – прах получите через час. До встречи.

Выйдя на свежий воздух, женщины уселись на одну из скамеек в аллее, рядом с корпусом, мужчины – кто курил, отошли к урне, стоящей под старой липой и предались вредной привычке, а остальные стали прогуливаться по гранитным плитам.

Спустя указанное время Витек принес полученную в колумбарии по квитанции небольшую капсулу с мои прахом, жена, заплакав, прижала ее к груди, и все направились к машинам.

Далее был путь назад, к поминальной трапезе.

Она был заказан в небольшом кафе «Встреча», на Черноморском бульваре, рядом с нашим домом где, выйдя в отставку, я с однокашниками не раз пил водку.

Заведение было тихим, с русской кухней и располагало к философии.

– Вроде знакомое место, – прошамкал генерал Зевахин, когда выгрузившись из машин, все были приглашены внутрь, а ковылявший рядом каперанг Харин утвердительно кивнул, – на прошлый день ЧК мы тут неплохо повеселились.

– Ага, неплохо – хихикнул я, скользя над ними по воздуху. – Едва менты не позабирали. Если б не Вовка Слепнев, тогда еще служивший в президентской администрации, сидели бы в обезьяннике.

На входе нас встретил сам хозяин, как всегда в таких заведениях – сын гор, и, выразив очередное соболезнование, сделал радушный жест к столу, вооруженному в центре зала.

На белой накрахмаленной скатерти были расставлены холодные закуски, парами бутылки с «Немировым»» и «Киндзмараули», зелень и фрукты.

Приведя себя в порядок в находящихся рядом туалетных комнатах, все чопорно расселись за столом, а я приземлился на крону стоящей у зеркального окна пальмы в кадке. И приготовился внимать, как меня поминают.

Через пару минут, призывая всех к вниманию, кум Альбертыч встал, побрякал вилкой о салатницу и призвал «наполнить», что мужчины незамедлительно исполнили. Дамам налили в бокалы вина, себе в рюмки водки, омоновцам тоже, но в граненые стаканы.

После этого кум взял свою, обвел всех проникновенным взглядом и толкнул речь об усопшем. То бишь обо мне. Добрую и проникновенную.

Затем повлажнел глазами (я на пальме тоже), вздел рюмку вверх «земля ему пухом!» и высосал до дна. Остальные поступили аналогично. Не чокаясь.

Насчет «земли» Альбертыч конечно загнул. Но все равно было приятно.

После того как гости закусили, налили по второй, и слово взял Карпешин.

Он рассказал про то, как я был шахтером и моряком-подводником, а потом о нашей совместной стезе на прокурорском поприще, отметив, что оно потеряло достойнейшего из достойных (я на пальме горделиво надулся), вслед за чем высморкался в носовой платок и потребовал выпить за усопшего стоя. Безутешные родня с гостями, с достоинством исполнили.

Затем, минут через пять, Зевахин толкнул в бок апатично жевавшего Харина, – налей!, тот набулькал им по винному бокалу водки, и однокашник принял эстафету.

Для начала, качнувшись, он взделся над столом, заорав «Товарищи офицеры!».

Почти все мужчины, бывшие в прошлом и настоящем таковыми, поднялись, и Саня тоже выдал речь. О том, как мы учились в ВКШ*, а потом служили операми в КГБ. Где я поймал шпиона, а другие нет. Такое действительно имело место, и ту разработку даже изучали в нынешней Академии ФСБ. Что мне было, естественно, лестно.

– Так пусть же ловит их и там! – ткнул бокалом в потолок Зевахин. Все удивленно переглянулись, но выпили. С генералами, даже отставными, не спорят.

Постепенно обстановка разряжалась: принесли горячее, активнее зазвенели приборы, где-то прошелестел смех и про меня забыли.