Володимир Шарапов - Шикотан – последний форпост государства

Осень, я давно с тобою не был.

В лужах разлетаются птицы с облаками.

Осень, я давно с тобою не был…

Осень, в небе жгут корабли.

Осень, мне бы прочь от земли.

Там, где в море тонет печаль,

Осень – темная даль.

Что такое осень – это камни,

Верность над чернеющей Невою.

Осень вновь напомнила душе о самом главном,

Осень, я опять лишен покоя.

Осень вновь напомнила душе о самом главном,

Осень, я опять лишен покоя.

Осень, в небе жгут корабли.

Осень, мне бы прочь от земли.

Там, где в море тонет печаль,

Осень – темная даль.

Что такое осень – это ветер

Вновь играет рваными цепями.

Осень, доползем ли, долетим ли до ответа,

Что же будет с Родиной и с нами?

Осень, доползем ли, долетим ли до рассвета?

Осень, что же будет завтра с нами?

Осень, в небе жгут корабли.

Осень, мне бы прочь от земли.

Там, где в море тонет печаль,

Осень – темная даль.

Тает стаей город во мгле,

Осень, что я знал о тебе?

Сколько будет рваться листва,

Осень вечно права.

Во время пения я почувствовала, что здоровая мужская энергетика Лухи просто зашкаливала. Он едва заметно картавил, но ему это даже шло. «Абсолютно уверена, отбоя у тебя нет от красивых девушек…» – помню, с грустью тогда подумала я.

Песня «Осень» тогда только-только появилась, и ее сразу запела вся страна. Она раздавалась из проезжающих машин, из окон домов, из бесчисленных кассетных магнитофонов. Ее непрерывно крутили по радио и по ящику.

Будущие поколения никогда не смогут понять то, что чувствовали в лихие девяностые мы, бывшие советские граждане, слушая эту новую песню Юрия Шевчука и его рок-группы «ДДТ». Еще совсем недавно великий и могучий СССР неожиданно рухнул как карточный домик. Наши прежние идеалы были в одночасье подло преданы теми же самыми людьми, которые нам их годами вдалбливали с самого раннего детства. В каждом из нас умер маленький Владимир Ильич Ленин. Бесчисленная болотная нечисть всех мастей выползла на свет и начала править свой сатанинский капиталистический бал на руинах великих надежд на светлое коммунистическое завтра. Невозможность честно зарабатывать на кусок хлеба, чтобы прокормить себя и свою семью, крушение планов на будущее, ощущение полнейшей безнадеги и потеря точки опоры заставили многих людей пуститься во все тяжкие. Сильные и здоровые мужики спивались, школьные учителя становились барыгами. Девушки массово шли на панель, а парни в бандиты. В умах молодых людей произошла полная подмена понятий. Проституток романтично стали называть ночными бабочками, а гнусных, не знающих жалости убийц, – киллерами.

Но люди всегда остаются людьми и не хотят расставаться с верой, что рано или поздно все изменится к лучшему. Перед самым отъездом из Академгородка я заметила, что на перекрестке Морского проспекта и моей родной улицы Терешковой появился большой транспарант с надписью: «Не угасайте духом!». И вот теперь новая песня Шевчука стала таким же жизнеутверждающим лозунгом, но уже в масштабах всей нашей необъятной Родины. В ее задушевных красочных ритмах мне слышалась и жгучая боль от царящей повсюду разрухи, и светлая вера в неизбежное скорое возрождение.

– Давайте зажжем свечи и будем читать стихи, – предложила Вика, когда Луха смолк. Петь под гитару она не умела, но принять активное участие в творческом вечере ей тоже явно очень хотелось.

– Инициатива наказуема, так что ты будешь первая, – сказал Изя. – Только, если это про любовь, то не очень долго, пожалуйста, – попросил он с нескрываемым ехидством в голосе.

– Изя, я тебя когда-нибудь убью! – Вика метнула на него яростный взгляд.

Изя тут же хотел что-то ответить, но Илья быстро прижал ему свой указательный палец к губам и отрицательно помотал головой. С Викой иногда лучше не шутить.

Среди наших не бог весть каких больших запасов нашлось аж целых пять свечей. Мы их расставили на столике и зажгли. Потушили верхний свет, и убогая комнатушка сразу же погрузилась в романтичный полумрак. Вика начала читать стихи, в которых я правильно угадала неподражаемый и загадочный стиль Арсения Тарковского:

Я надену кольцо из железа,

Подтяну поясок и пойду на восток.

Бей, таежник, меня из обреза,

Жахни в сердце, браток, положи под кусток.

Схорони меня, друг, под осиной

И лицо мне прикрой придорожной парчой,

Чтобы пахло мне душной овчиной,

Восковою свечой и медвежьей мочой.

Сам себя потерял я в России…

Вика читала с чувством, красиво, смакуя каждое слово. Когда она замолчала, я заметила, что глаза ее увлажнились. Изя задумчиво начал вертеть стакан, а Луха отставил в сторону гитару, облокотился на стол и прикусил большой палец. Вот так всегда. Парни, которые Вику плохо знают, думают, что такие красивые девушки по определению должны быть легкомысленными, а если чем-то и увлекаются, то лишь какой-нибудь дешевой попсятиной.

– Я тоже могу прочитать один стих, – сказал Илья. – Но честно предупреждаю, он будет с матами.

– Фу, Илья, при нас с Анютой не смей! – возмутилась Вика.

Я удивленно посмотрела на Илью. Ни разу не слышала, чтобы он матерился. Тем более при Вике…

– Девочка моя, поверь старому и мудрому еврею, матюги очень разные бывают. Наверное, это какие-то особые матюгальники, – light version – специально предназначенные для употребления при дамах и в приличном обществе, – предположил Изя.

– Вик, эти стихи называются «Два танкиста»; их написала восемнадцатилетняя девушка, – не обращая никакого внимания на Изю, сказал Илья. – Ее любимого человека, выпускника военного училища, убили в Чечне… Она захотела понять, за что он умер. Устроилась военным репортером и поехала в Чечню, где сразу полезла на передовую, в самое пекло. Кстати, ее тоже зовут Вика, Вика Скайнова.

– Ну, если так… Читай, конечно. Мне даже самой теперь интересно стало, – великодушно разрешила за нас обеих Вика.

Илья встал, подошел к окну и какое-то время молча смотрел в темноту ночи. Потом начал читать.

Два танкиста

Нас было трое… Витька… тот…

почти что сразу…

Лишь прохрипел: "Вот, блин, не прет…

ведь до приказу…"

Под Новый год… такая хня…

как есть – непруха.

Сполна плеснула нам Чечня!

в бочину… "мухой"…

Жгут затянул… держись, земляк…

помогут в роте…

На лоскуте висит ступня

ошметком плоти…

А чичи, сука, взяли след,

как свора гончих…

– Не оставляй меня, Паштет…

уж лучше кончи…

А я несу сплошную муть:

– Не ссы, товарищ…

Про Новый год, мол, не забудь,

мол, че подаришь…

На горб взвалил и побежал…