Андрей Калинин - От третьего лица

Но… посмотрев по сторонам, Санька не обнаружил никого из своей компании и понял, что играть сейчас ему не с кем. Он вспомнил о приближении долгожданного лета, каникул и безмятежных весёлых дней, длиною в целую вечность, и это снова подняло градус настроения.

И тут Саня, вспомнил, как он вообще мог это забыть, вот Балда! Всего три дня назад был общий субботник, а значит, скорее всего, на заднем дворе школы пионеры и комсомольцы собрали новую кучу бесценного металлолома со всего их большого села.

Вот! Вот какое интересное занятие его ждёт на этой свалке, тем более была в том и тайная цель.

Сейчас! – понял Санька. – Самое время, насобирать там запчастей на новый… велик, потому как его старый, видавший виды «Орлёнок», доставшийся по наследству от старших родственников уже стал маловат, а хочется чёрный «Урал», непременно «Урал», чтоб как мотоцикл и обязательно чёрный – такой, как продают в сельском универмаге за сумасшедшие 72 рубля 35 копеек, но которого не видать как своих ушей, потому что мамина зарплата не позволяет таких богатств. Ведь ей надо ещё выплачивать кредит за новый платяной шкаф, что с недавних времён сияет своими лакированными дверцами в маминой спальне, и в нем у Сани, как у взрослого уже человека, есть своя полка, личная.

Только вот совсем не понятно, как там всё должно лежать, потому что стоит Саньке аккуратно вытащить с неё, например, майку или трусы, как мама потом обязательно выскажет, что он навёл в шифоньере бардак, как в сарае, и всё там перекомкал. А он даже старался потом всё разгладить и разложить, чтоб не вываливалось, но мама всегда-всегда недовольна.

– Наверное, она просто не любит, когда кто-то без неё залезает в шкаф, – решил давно Санька и его душа успокоилась.

Но сейчас вообще в голове были другие мысли.

Санька понимал, что самое сложное будет найти исправную переднюю вилку.

Ведь местные мужики, как правило, сначала спьяна умело пикируют в канаву или врезаются в столб, а уж потом велик с искорёженной вилкой и колесом «восьмёркой» отправляется на свалку, предварительно очищенный от всех более или менее годных запчастей. И поэтому с чем никогда нет проблем, так это с рамой, рулём и багажником – их на свалке металлолома как грязи, любого фасона и возраста. Особенно интересны некоторые старые рамы от дамских без горизонтальной перекладины, да ещё довоенных с таким вытянутым вертикальным бардачком из кожи буйвола, наверное, удивительным и пережившим своего хозяина аксессуаром. Там же можно было подобрать и подходящее кожаное седло, с амортизирующими крупными пружинами, в сборе или по частям. Но вот передняя вилка была настоящим предметом дефицита. И приходилось рассчитывать только на удачу.

У Саньки уже была припрятана настоящая «ураловская» рама за сараем соседки, бабы Мани, в высоком бурьяне из кустов полыни и ещё какой-то колючей сухой и жёсткой травы. В самом секретном месте – рядом со старой свалкой бытового мусора, битых склянок и ржавых прогнивших кастрюль, и вёдер. Баба Маня была совсем старенькой, родственников у неё не было, и доживала она век в небольшой избе с тёмными сенями, откуда всегда веяло прохладой и каким-то особенным запахом. Гостей баба Маня не жаловала, но Саньку как соседа терпела, и он отвечал ей соседским участием и заботой. Заодно пользуясь секретным пустырём за её сараишкой.

Как-то однажды баба Маня потеряла бдительность и позволила Саньке проскочить в сени, когда он принёс ей несколько крашенных в отваре из луковой чешуи яиц, посланных бабушкой Фросей со словами: «Отнеси соседке, Пасха сегодня».

В Санькином детстве почти никто не знал, что такое эта Пасха, по крайней мере из Санькиных друзей точно. Но многие женщины в селе тайком угощали, бывало, конфетами или крашеным яйцом, упоминая Пасху, некоторые украдкой крестились, что само по себе несло добрую тайну и располагало к этому слову, а бабушка ещё всегда стряпала большой тазик хвороста, который Санька очень уважал и всегда ждал, как праздничного печенья.

Но вот когда Санька однажды спросил у мамы: «Что такое Пасха?» – мама сказала, что это праздник, который когда-то встарь был на Руси, а теперь его отмечают только необразованные бабушки, верящие в Бога, и ему как будущему пионеру болтать на такие темы не следует. Хотя у самой мамы в спальне, на ковре у кровати, висела маленькая, величиной со спичечный коробок, пластиковая, с наклеенным изображением женщины иконка, и мама иногда незаметно перед ней тоже что-то шептала, но тихо, так, что не разобрать, а иногда ещё и крестилась, чтоб никто не видел.

– А сама-то коммунистка! И Сане говорит, что Бога нет. Кто этих баб поймёт? – как говаривал сосед – дядька Иван, известный на всю округу пропойца и матершиник.

Так вот, когда Саня зашёл в тот раз в сени к бабе Мане, он увидел там то, что бабушка всячески скрывала от чужих глаз.

К деревянной побеленной стене была приколота фотография, вырезанная из газеты, на изображении был старый седой дед в рясе и с большим крестом, свисавшем на толстой цепи почти до пояса.

На столе, под фотографией стояла небольшая потёртая иконка, а перед ней горела маленькая зелёная лампада.

Саня замер, словно завороженный – ведь точно такую же вазочку из цветного стекла он уже видел в краеведческом музее, на стенде антирелигиозного воспитания молодёжи и атеизма (слово такое странное запомнилось сразу – «атеизм»). Там лампада не горела и просто была подвешена под иконой. И тогда было вообще не понятно, зачем она нужна и что это такое? Но экскурсовод объяснила, что это лампада, и ещё уточнила, что они бывают разного цвета и разной формы, бывают даже в форме фигурки белого голубя, который олицетворяет Святой дух… Последнее сравнение Саня совсем не понял, но странное название запомнил.

Теперь всё встало на свои места, вот в чём дело! Она должна гореть и освещать в темноте икону… А ещё парнишка отметил ни на что не похожий запах в сенях – это пахло то ли лампадное масло, то ли воск от огарков свечи, но это было совсем не понятно, ведь запах не напоминал ничего для него знакомого.

В темных «холодных» как раньше говорили, плясали отсветы на стенах, и тени, мрак и запах прохлады с примесью нового неизвестного аромата превращали всё происходящее во что-то таинственное и загадочное. Саня стоял как вкопанный и не понимал, что этот момент отложится в его памяти на много-много лет, и когда-то через пол века он его опишет в своей будущей книге. Но это будет ещё когда… А сейчас Саня пришёл в себя и смотрел на лампаду, которая у бабы Мани аккуратно стояла в блюдце из-под чашки и горела дрожащим огоньком. Может она и распространяла, тот необычный запах, который Санька ещё никогда не чувствовал? Стол был старый, и только клеёнка – такие были в домах почти всей деревни, потому что покупались из одного рулона в местном сельмаге – его как-то облагораживала. А баба Маня, заметив Саньку и его интерес, быстро вытолкала сорванца на двор, перекрестилась и испуганно захлопнула дверь.